«Начиная с первых годов XX века мне пришлось войти в общение с металлургическим миром России, и это общение длилось около восемнадцати лет. И вот, где бы ни собрались металлурги, будь то заседание металлографической комиссии Русского технического общества, будь то собрание основанного в 1910 году Русского металлургического общества, будь то съезд машиностроителей и металлургов или просто заводское торжество по случаю введения какого-нибудь нового металлургического процесса, вроде, например, первой плавки электрической печи на Обуховском заводе, или доклад моего исследования явления разгара канала орудий в артиллерийском техническом комитете, везде я видел эту импозантную фигуру высокого старца с энергичным лицом, с красиво убеленной сединами головой. Здесь он показывал гигантские стальные кристаллы, вывезенные для него из Англии случайно их нашедшим в раковине стальной болванки слушателем его Михайловской академии. Там он исправлял кажущиеся уклонения в истолковании его критических точек, или излагал в ряде бесед свои основные взгляды на металлургические вопросы, или с юношеским пылом развивал свою теорию разгара каналов артиллерийских орудий. Он председательствовал на съездах, торжественных собраниях в парадных актовых залах родных ему заведений — Технологическом институте и Михайловской артиллерийской академии или в новом рассаднике металлургических знаний — в Петроградском политехническом институте. Ему шел уже восьмой десяток, но бодрое, живое слово, ясная мысль все еще были характерны для этого титана науки и техники».
8. «Я РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК…»
Каждое лето первую половину каникулярного времени Дмитрий Константинович проводил под Петербургом, в Старой Руссе, а вторую на юге, в Ялте, сначала со всей семьей, а затем уже только с Александрой Николаевной.
Старая Русса — один из древнейших русских городов, возможно давший наименование своей стране и ее народу.
В Новгородской летописи о Руссе говорится под 1167 годом как о давно существующем пригороде. Русс, брат Словена, построил город Руссу при соляных источниках, и староруссцы и новгородцы с незапамятных времен занимались солеварением. Солью они торговали даже с немецкими и ганзейскими землями, не говоря уже о Южной России. Обильные водные пути чрезвычайно способствовали процветанию солеварения.
Именно залежи каменной соли и солеварение привлекли в Старую Руссу Чернова, когда в 1880 году, покинув Обуховский завод и стальное дело, Дмитрий Константинович заинтересовался каменной солью. Но Старая Русса в это время уже выжгла леса, и тысячелетнее солеварение сошло на нет, а большой казенный завод был упразднен. Прямая цель поездки не оправдывалась, зато нашлось удивительно красивое и дешевое место для летнего отдыха.
Расхаживая по живописному городку, Дмитрий Константинович однажды проходил мимо деревянного дома с большим садом на берегу Перерытицы, впадающей в Порусь. Прохожий, угадав в Чернове приезжего, сказал ему:
— В этом доме живет Федор Михайлович… — и тут же добавил, заметив недоумение на его лице: — Достоевский!
Дмитрий Константинович взглянул на спущенные занавески в окнах, но не остановился по свойственной ему деликатности.
— Сейчас их нет никого, — пояснил прохожий, ступая следом за ним, — они в Петербурге по случаю памятника Пушкину!
Здоровой натуре ученого, мыслящего категориями точных на^л, изломанные и уничижающиеся герои Достоевского были чужды и малопонятны, но на пушкинских торжествах в Москве он положил быть обязательно, проездом на юг к Бахмутским соляным месторождениям. Пушкин был для него как евангелие для верующего: отношением к Пушкину проверял он уровень людей, с которыми сталкивался на долгом жизненном пути, и никогда не бывал обманут.
На третий день пушкинских торжеств при открытии памятника в Москве, 8 июня 1880 года, Достоевский произнес свою знаменитую речь о Пушкине. Она произвела сильное впечатление на слушателей, представив гениального поэта как «явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа». Этими словами Гоголя Достоевский начал речь.
Гоголь в своем очерке «Несколько слов о Пушкине» написал так:
«Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится через двести лет».
Выступая против «русских иноземцев», утверждавших, что у нас нет и не могло быть своей истории, своего искусства, своей науки и техники, Достоевский доказывал Пушкиным, что «нищая земля наша, может быть, в конце концов скажет новое слово миру» и что «основные нравственные сокровища духа, в основной сущности своей, по крайней мере, не зависят от экономической силы».
Речь Достоевского подводила итоги всей литературной деятельности романиста бессознательно для него самого. Сказанная искренне, горячо и страстно, она примирила не одного Дмитрия Константиновича с героями произведений Достоевского и с автором их. Это была речь не о Пушкине, а по поводу Пушкина, о самом Достоевском, и в этом ее значение…