Черновик

– Надо же, – хмыкнула Катя. Она коснулась тыльной стороны Дашиной руки, нарисовала на ней невидимый знак. – А ты? – Она смотрела на Дашу, пока руки их жили собственной историей.

– Я тупиковая ветвь развития, – ответила Даша. – Во сколько твой самолет?

Пальцы Кати скользнули под манжету рукава, пробежали по теплому, нагретому от руки металлу часов с металлическим же браслетом. Этот металл очень интересен в оттенке серо-зеркальных переливов, имея простой грифельный цвет, он, как хамелеон, всегда приобретает оттенок любой одежды или даже погоды, приятен на ощупь, прочен до бесконечности…

– И всегда вовремя, – негромко, задумчиво произнесла она. – Значит, он ничего тебе не сказал?

Позволяя себя касаться и держа руку на столе, хоть уже и явно через силу, Даша отрицательно качнула головой:

– Только попрощался, – и с интервалом в пару минут спросила: – А тебе?

Катя отпустила ее руку, допила свой виски, будто воду. В пустом стакане звякнули здорово истончившиеся кубики льда.

– Только один вопрос: почему? – Она усмехнулась, тяжело посмотрела в новейшее прошлое с больничной палатой и багровым закатом за окном, а затем на Дашу. Столик на двоих совсем маленький, взгляд над ним летит доли секунды, но в глазах Кати его окраска меняется еще быстрее, и Даше не досталось ни грамма тяжести.

– А ты? – спустя эти доли задала новый вопрос Даша. Она не была в этот момент ни сильной, ни уверенной. Она была подростком лет тринадцати, глядящим в глаза молодой волчице.

Катя улыбнулась.

– Сделала вид, что не поняла, – пьяно рассмеялась она.

Позже, став серьезной, совсем не весело усмехнулась:

– Не его это собачье дело. Это он так и не понял, что любить не значит… – Она отмахнулась. – Для него, бедолаги, ничего не значит. Пусть земля ему будет…

Она не договорила, потому что Даша хмыкнула:

– Аминь.

– И аллилуйя! – поддержала Катя своим ленивым с хрипотцой смехом.

***

– Судя по тому, как ты гоняешь, семьи у тебя нет даже в проектах. Тебе бы самолетом управлять, мой пилот.

Машина летела за город на какой-то зашкаливающей скорости. Небо отдавало совсем не ноябрьским утренним светом, словно лампу включили где-то за матовым стеклом слишком теплого для поздней осени тона.

Сидя рядом с Дашей, Катя смотрела исключительно на нее, а скорость просто ощущала, как и все в этом мире.

– Ты меня отвлекаешь, – чуть улыбнулась Даша, в свою очередь глядя исключительно на дорогу. – Одно дело, когда я одна, но я не хочу…

– Вдвоем? – Негромкий смех Кати прозвучал крайне провокационно. – А мне как раз эта идея нравится. Я бы хотела однажды умереть одновременно с тобой. Именно с тобой.

Взглядом она касалась профиля Даши, скользила по губам, целовала ресницы.

– У тебя кто-нибудь есть? – спросила Катя так, как если бы они с Дашей были любовницами с незапамятных времен и на пару вечностей вперед, и она просто поинтересовалась о новой интимной игрушке.

– Бывают, – улыбнулась Даша, не отводя взгляда от дороги. – А у тебя?

Катя вновь рассмеялась.

– Да. Мальчик и девочка. Такие милые-милые мулаты.

– Говорят, они пахнут иначе, – не спросила, а отметила Даша.

– Мои пахнут так, как мне нравится. – Голос Кати продолжал искушать настолько, что начинал злить.

– Заберешь их в семью? – Даша выгнула бровь.

Катя с тягучей улыбкой покачала головой. Голос ее стал медом с легкой горчинкой трав.

– Не ревнуй, солнце, ты моя семья. Ты мне больше чем…

– Но ты их учишь… – Спрашивая Катю, Даша выглядела так, будто спрашивала себя саму.

– Нет, – уже более серьезно ответила та. – Совершенно же иначе. А ты предпочитаешь пожестче? – Она вновь рассмеялась. – Может быть, поэтому любовницы разбегаются от тебя?

– Не утрируй, я сама нежность. – Что-то другое уже завладело Дашиными мыслями.

– Я хотела сказать… – Она подняла брови и слегка закусила губу. – Вот эта тяга создать семью… Это отомстить за себя прошлого? Или оно настолько въелось в кости, что иначе никак? Поведение становится неосознанным, как рефлекс, и его просто необходимо передать дальше? Ты… – фраза на мгновение оборвалась и дополнилась, – как думаешь?

Уперев локоть в спинку сиденья, Катя подперла голову рукой и некоторое время молчала.

– Странно, что ты задумываешься о таких вещах, – наконец произнесла она и, не выдержав серьеза, усмехнулась. – Прямо как ответственный родитель.

– Я не повторяла с тобой того, что пережила, становясь их семьей. Скорее наоборот… хотя… – Где-то в радужке глаз Кати совершенно непонятного теперь цвета блуждало прошлое. Свое отдельное и их общее с Дашей, с тем, кого не стало сегодня ночью, с теми, кто тенями присутствовал там же. Общее, страшное прошлое, постоянно незримо присутствующее в настоящем, сделавшее его именно таким и их именно такими. – Как ты верно выразилась, оно в костях, – задумчиво отметила она. – Черт бы тебя побрал, Дашка. Ты все время заставляешь меня думать, и теперь я понимаю, что ошибочно всегда говорю «в крови». На самом деле оно стало нашим основанием!

– Тебя в самолет не пустят, ты пьяна, – удивительно мягко прозвучал Дашин голос.