– Ну, и как тебе это нравится?! Он меня за кого принимает?! – почти крикнул Сергей, заведенный собственным рассказом о встрече с олигархом.
Кристина усмехнулась:
– А ты ждал от этой публики высоких нравственных качеств?
– Но ты пойми, если они сами такие, почему они нас-то этой меркой меряют?
– Думаю, он по этому поводу даже не заморачивался. Для него это просто деловое предложение, и вся эта твоя «этика и психология» его не волнует. Кстати, предложение-то хорошо продуманное и выгодное для тебя даже в большей степени, чем для него. У него же нет гарантий, что он победит на выборах? Зато смотри, какие у тебя гарантии: выиграет Ревунов – останешься в журнале; станет губернатором Харченко – тоже, полагаю, про тебя не забудет, сделает каким-нибудь пресс-секретарем. – Кристина на минуту задумалась. – Да и денежки его нам бы не помешали…
Сергей удивленно посмотрел на Кристину. Она редко заговаривала с ним про деньги. Она относилась к ним с удивительной легкостью, особенно легко, конечно, тратила, но все же Сергею казалось, что в последнее время они не особенно нуждались. Сам же он эти разговоры не переносил еще с начала девяностых, когда они с Оксаной действительно сидели без копейки. И ему, и ей тогда месяцами задерживали зарплату, но даже если и выдавали, денег едва хватало на коммуналку и самое необходимое. Временное облегчение наступило после публикации романа Павла Егоровича. Отец, как единственный прямой наследник, получил приличный гонорар, которым щедро поделился с Сергеем. Кроме того, журнал заплатил Сергею за подготовку текста и предисловие. Но этих денег хватило ненадолго, поскольку цены вдруг начали расти в геометрической прогрессии изо дня в день. Приходилось каждый вечер пересчитывать все вплоть до последней копейки, чтобы точно спланировать расходы, но спланировать все равно не удавалось, поскольку никто не знал, на сколько дней, а может, недель или месяцев придется растянуть имеющиеся средства. Больше всего Сергея раздражало не само отсутствие денег, а то, что все разговоры с Оксаной теперь сводились к деньгам и заканчивались либо ссорой, либо ее слезами. Он каждый вечер пытался заговорить с женой о чем-то другом, но о чем бы они ни начинали говорить, всегда возвращались к больной и изрядно надоевшей теме. Если Сергей делился с Оксаной своими впечатлениями о только что опубликованной литературной новинке, она в конечном счете предлагала ему со следующего квартала отказаться от подписки на «Новый мир» или «Знамя», потому что журналы дорожали так же, как и все остальное. Даже безобидно начинающиеся разговоры о погоде заканчивались тем, что на дворе осень, а у Наташки нет зимних сапожек и купить их не на что.
– Оксана, ты совсем не можешь говорить ни о чем другом? – раздражался Сергей.
– Как будто я прошу что-то для себя! – начинала возмущаться Оксана. – Наташка, между прочим, и твоя дочь тоже. Или она до самого снега должна ходить в сандальках?
– Оксаночка, милая, но что я могу сделать? Я же работаю как лошадь. Я, что ли, виноват, что мне так мало платят?
– Другие как-то выкручиваются, подрабатывают.
– Вот и надо было выходить замуж за других!
– Я тебе в жены не навязывалась. Но уж если считаешь, что ты глава семьи, так попробуй ее хоть как-то обеспечить.
– Как, Оксана, как?! Что мне, на панель, что ли, пойти? – Сергей вскочил и начал метаться по кухне.
Оксана подняла на него глаза и медленно проговорила:
– А ты, наверно, хочешь, чтобы это сделала я?
– Не говори ерунды! Тоже мне Соня Мармеладова!
– Если это ерунда, то подскажи что-нибудь более умное. Это все-таки наша общая проблема. Ты, как я заметила, тоже меньше жрать не стал.
– Проблема, конечно, общая. Только есть маленькая разница: тебе достаточно проблему поставить, а мне ее надо решать. Может, подскажешь, где взять эти несчастные деньги?
– Не знаю.
– Вот видишь! Я тоже не знаю. Только вот ты сказала «не знаю» и успокоилась, а я на этом останавливаться не имею права. Господи, ну, я, что ли, виноват, что в стране бардак?!
Сергей выбежал из кухни, громко хлопнув дверью, зашел в комнату и упал на кровать лицом в подушку.
«Ну, почему все так? Почему? – думал он. – Неужели я для того учился в университете, в аспирантуре, защищал кандидатскую, наполовину написал докторскую, преподавал, сутками просиживал в библиотеках, чтобы теперь все бросить и думать только о деньгах?! Но это же немыслимо! И главное – Оксанка. Черт возьми, она же тоже филолог! У нее же нормальные человеческие мозги! Я понимаю, что ей трудно, но нельзя же все время только об этом. Неужели она не понимает, какая это пошлость?! Неужели не понимает, что трудные времена рано или поздно пройдут, а у нас в голове вместо мозгов так и останется счетчик?!»