Черноводье

На ослабевших вдруг ногах Агафья безвольно опустилась на землю. Пес подошел к хозяйке. Тунгуска прижала к себе верного друга и стала гладить его подрагивающими руками:

– Хороший собачка, умный!

Пес улыбнулся, обнажив сахарные клыки, и лизнул хозяйку в нос.

Где-то в темной тайге, за высветленным пламенем кругом, не переставая звенела Тайжо. Было хорошо слышно, как с каждым мгновением собачий лай все удалялся и удалялся. Агафья, подняв голову, прислушалась:

– Однако, совсем ушел Амикан-батюшка! – уже спокойно проговорила охотница. Успокоился и Лыска. Отойдя от хозяйки, он улегся около мяса, положив тяжелую лобастую голову на передние лапы. Глаза у собаки были прикрыты, только настороженно подергивались остро торчащие уши.

Агафья, уперев приклад ружья в землю, поднялась с земли.

Она посмотрела на ободранную тушу, потом на Лыску и, обращаясь к четвероногому другу, тихо проговорила:

– Однако, много мяса, шибко много! Вялить надо! Шибко тепло – спортится мясо! – продолжая по таежной привычке разговаривать сама с собой, она бубнила под нос: – В карамушку надо идти. Соль надо брать, колоду ташшить. Тузлук надо делать, много тузлука…

Агафья несколько раз ходила в родную избушку по знакомой с самого детства тропе. Принесла берестяной кузовок с крупной солью, закопченное до глянцевой черноты ведро и последней притащила волоком по земле тяжелую колоду, когда-то выдолбленную отцом из осинового бревна.

И работа на берегу озера закипела. Охотница сходила на озеро за водой и повесила ведро на таган. Пока кипятилась вода, она, не теряя времени, стала нарезать мясо. Воткнув острый нож в заднее стегно сохатого, сделала вертикальный длинный надрез, потом под углом – второй и вырезала тонкую плеть мяса. Увлекшись работой, Агафья не заметила, как вскипела в ведре вода. Она вылила кипяток в колоду и засыпала в нее соль. Вроде и не торопилась Агафья, а работа споро продвигалась вперед. Только человеку, приученному с детства к такому труду, была под силу эта работа. Она замочила в тузлуке первую порцию нарезанного мяса.

…И конвейер заработал. Руки ее привычно выполняли необходимую работу, а мыслями она была далеко от таежного озера:

«Пошто люди такие злые стали. С ружьем, как на зверя, стерегут друг друга. Солнце у всех одно над головой. Почему Мишку-коменданта греет солнце, а других – нет?» О многом думала Агафья, занимаясь привычным трудом.

Работа продолжалась своим чередом. Самым тонким делом в консервировании мяса был костер, за которым нужно было постоянно следить. Его пламя должно быть таким, чтобы мясо сохло, а не горело. Агафья крутилась как белка между свежим мясом, которое она нарезала и замачивала в тузлуке, одновременно следила за кострами, чтобы пламя было ровное и несильное. Если какой-нибудь из трех костров начинал разгораться, Агафья приваливала его сырыми гнилушками; захлебнувшись, пламя опадало, и костер начинал усиленно дымить, скрывая вешала с висящими на них мясом.

За работой Агафья не заметила, как прошла ночь.

Наступило утро. Собственно, рассвет наступил давно, но солнце только сейчас выглянуло из-за таежной кромки. Водная гладь озера скрылась под полупрозрачной пеленой тумана. Отпотела трава, покрываясь прозрачными каплями росы. Созревшая тайга пахла грибами, тончайшим горьковатым ароматом брусничника, бодрящей свежестью кедровой хвои. Зелень растений заматерела и стала темно-зеленого цвета; пропали июньские изумрудно-нежные краски. Совсем скоро появятся первые предвестники осени. На березах нет-нет да и вспыхнут редкие золотисто-желтые огоньки среди ветвей, следом за ними начнут наливаться жарким багрянцем и осиновые листья. С наступлением каждого утра воздух – все прозрачнее и прохладнее.

Агафья оторвалась от дела и, выпрямившись, с удовольствием огляделась. Она любила эту пору, вслед за которой наступала осень и пора охотничьего сезона. Воздух, пропахший грибами и брусничником, словно пенистое вино, горячил кровь. Молодая тунгуска беспричинно улыбнулась. Хорошо…

Только к полудню Агафья управилась со всеми делами. На серебристом мху лежал ворох вяленого мяса.

Глава 20

Вверх по реке неторопливо скользил обласок. В обласке сидят двое – Ефим Смуров и участковый комендант Талинин. Васюган после буйного весеннего половодья давно вошел в берега, обнажив ослепительно белые пески, и только под крутоярами все еще злобствовал, бессильно тычась привальным течением в глинистые берега. В омутах, затененных нависшим черемушником, нет-нет да сплавится крупная рыба, блеснув на солнце серебристой чешуей.

– Язь жирует! – односложно заметил Смуров. – Много его в реке. – Он отложил на время весло и вытер рукавом рубахи мокрое от пота лицо. – Уж больно сильно парит! – Ефим посмотрел на полуденное солнце, висевшее над головой в белесом расплывчатом мареве, и уверенно закончил: – К ночи напарит. Беспременно быть грозе!

– Вот уж не ко времени! – озабоченно проговорил Талинин. – Еще с покосом не управились!

– А когда погода ко времени бывает? – усмехнулся Ефим. – Тут уж, паря, не зевай – успевай!