Олицетворением этого общего настроения крутогорского собрания был его настоящий председатель, заменявший отсутствующего губернского предводителя, — уездный предводитель крутогорского дворянства, помещик старинной малороссийской фамилии Денис Григорьевич Мямля. Замечательно, что все знакомые Дениса считали его глупым человеком. а кто знал его близко, считали его идиотом. Он и по лицу был похож на идиота: всегда раскрытый слюнявый рот и растерянно блуждающие оловянные глаза, никогда не умеющие остановиться на том, на чём нужно, всегда отыскивающие право там, где лево, а лево там, где право. Эта растерянность была общим болезненным свойством Мямли; руки его путались точно так же, как глаза. Потянется к песочнице, схватит чернильницу и ляпнет целый пруд на какую-нибудь деловую бумагу; хочет перо обмакнуть в чернильницу — попадёт в песочницу, а то плюнет или в пепельницу, или в стакан чая. Крутогорских писцов смех разбирал смотреть на своего начальника, как он, бывало, делал собственноручные отметки в рекрутских списках; кажется, вот и прочёл заглавие графы и пальцем прямо по ней ведёт — ан, глядь, руку словно судорогой дёрнет, так и расчеркнётся со всего размаху через три графы и мазнёт что-нибудь совсем неподходящее. А сам и не замечает ничего, словно ребёнок маленький. Горе было с ним его письмоводителю. Не было ни одной ведомости, ни одной бумаги, которую бы бедный Денис не перепортил напропалую. Но смешнее всего был Мямля в земских собраниях. В небольшой компании он ещё сохранял кое-какую сообразительность, но в многолюдном собрании среди шума, движения, споров он делался жалок до крайности. Всякое новое слово выбивало из его слабого мозга всё прежде услышанное, и чувствуя свою полную беспомощность, полную невозможность уложить вместе в голове разнородные мнения, бедный Мямля ухватывался, как за спасительный чёлн, за последний звук, кому бы ни принадлежал он.