Чернозёмные поля

Никогда Лида не была полна таким мстительным чувством к Овчинникову, как в эти последние дни. Теперь свадьба её с Овчинниковым была не только необходимостью для её общественного положения. но и необходимостью её существования. Ей нечего было есть, её матери, её братьям нечего было есть, — они все, целою семьёю, вешались теперь на шею этому противному богачу, тянули с него деньги, ждали его милостей и покровительства. Лида желала, чтобы свадьба их была сейчас, сию минуту, чтобы это невыносимо оскорбительное положение нищей, продающей себя за деньги, кончилось как можно скорее. Когда она будет женою Овчинникова, у ней будет новое положение, новые права, но пока этого нет, она останется в жалкой роли побирушки, алчущей чужих богатств и не имеющей своего гроша.

Мало-помалу оказалось, что Овчинникову пришлось платить не за одну квартиру. не одним модисткам. Спасы были описаны, и из них не получалось ни одного фунта муки. Разоренье было так громко, что о кредите, даже самом ничтожном, невозможно было и думать. Овчинников, лишённый всякой искры великодушия, скупой, себялюбивый, подозрительный, выходил из себя, убедясь, что ему по необходимости приходится содержать всю семью Обуховых. Он только и мечтал о том, как бы скорее выхватить Лиду и замкнуться с нею в свой собственный круг жизни. Он решился сейчас же после свадьбы увезти её, хотя на один месяц, за границу, чтобы с первого же дня убить в Татьяне Сергеевне всякую надежду на возможность жить вместе с ним, всякие расчёты её на карман Овчинникова.

— Эта старая болтунья, кажется, не на шутку думает, что я возьму её под свою опеку и буду доставлять вдовьи пенсионы её превосходительству со всеми её приживалками и ребятишками, — негодовал он наедине с дядею. — Она спустила с рук два прекрасных состоянья, своё и мужнино, теперь вздумала за моё приняться. Пусть не прогневается. У меня не сундуки Крёза. Эти мотовки-барыни воображают, что богатый золото лопатой гребёт, что у него самого нет никаких надобностей. Mais, ma foi, ведь я ясно просил руки одной Лидочки, и никогда не думал просить руки Татьяны Сергеевны Обуховой или мисс Гук. Нельзя жениться на целых семьях.

Презрительное и недоверчивое отношение Овчинникова к Татьяне Сергеевне и всему её семейству невольно проскальзывало в его отношениях к Лиде, овладеть которою он желал тем нетерпеливее, чем ближе подходил день свадьбы. Лида часто горела со стыда и кусала до крови свои полненькие губки, выслушивая неуклюжие и недобрые сарказмы своего обожателя, обращённые к её матери. Она чувствовала глубину своего нравственного паденья и готовилась отплатить за это паденье. Если бы честный человек, привыкший поступать так, как он думает, заглянул в душу Лиды накануне её свадьбы и увидал бы там всю мстительную ненависть, всё органическое отвращение, всё оскорбительное презрение её к тому, кому через одну ночь она отдавалась телом и духом на всю жизнь, — он был содрогнулся от изумления и негодования. Лида тоже ясно видела в своём сердце этих чёрных змей, тесно перевившихся друг с другом, и не отступала и торопилась.

Весь город был на пышной свадьбе в домашней церкви губернаторского дома. Сам преосвященный совершал обряд венчания. Тридцать карет стояло у подъезда. В ту же ночь, после вечернего банкета, Лида с молодым мужем села в отдельный вагон, заказанный для этого случая, и покатила за границу проводить медовый месяц. С тяжёлыми, искренними рыданиями прощалась с нею Татьяна Сергеевна. Она чувствовала, что Лида уносится от неё навсегда, что вместе с нею закатывается заря беспечального прошлого и наступает суровая година горя и лишений. Лида тоже чувствовала это и сознавала своё бессилие. Ей очень хотелось удержать при себе мать. Но она видела, что мать навсегда отрезана от неё, что человек, её купивший, купил только её одну. Одна мысль — навязывать своему мужу нищету своей семьи — возмущала Лиду бесконечно. Она никогда не унизится перед мужем до просьбы подачки её семейству. Она дала ему понять, чего она желала. Но он ещё яснее дал ей понять, чего он не желал. Конечно, настоять легко: Лида владеет им, он не в состоянии сопротивляться её воле, её капризу, он ползает, как раб, у ног её. Но гордость Лиды никогда не допустит этого. Неуверенным голосом, в неясных словах выразила Лида при прощанье с матерью свою надежду, что они вскоре соединятся опять. Она обещала написать об этом обстоятельнее из Швейцарии. Татьяна Сергеевна с верою и мольбою смотрела ей в глаза, но не вычитала в них ничего, что бы успокоило её. А между тем в первых же письмах из-за границы Овчинников высказывал такие соображения о будущем, которые уничтожили для Татьяны Сергеевны всякую надежду на их общую жизнь.

***

Стук и шум стоит в когда-то тихих, пустынных лощинках и на зелёных холмах обуховского леса.