Черные алмазы

– Enfin {в конце концов (франц.)}, что тут такого? Он в достаточной мере джентльмен. В прошлом военный. Дворянин. Его владения примыкают к бондаварскому имению и оцениваются в двести тысяч форинтов. Кузину Ангелу ждет наследство в двадцать миллионов. Если же господь бог не призовет к себе дядю Тибальда еще лет десять, а также позволит ему и впредь с отменным успехом распоряжаться собственностью своей внучки, то и по имущественному положению союз Ивана и Ангелы будет «parti йgal» {«равным браком» (франц.)}. Ну, а что касается титула, то если министерство не переменит своего пренебрежительного отношения к нашим дворянским привилегиям, а парламент будет и далее преклоняться перед сермягой, то я первым подам прошение: Mich in den Bauernstand zu erheben {пожаловать мне перевод в крестьянское сословие (нем.)}.

Ивана на правах близкого знакомого приняли в апартаментах графини Теуделинды.

Иван чувствовал себя крайне смущенным. Бледность и взволнованность сообщили привлекательность его резким чертам.

Завидя Ивана, графиня Теуделинда поднялась, еще издали протянула ему руки и встретила его горячим рукопожатием. Губы ее дрожали, она не могла промолвить ни слова и, пытаясь сдержать слезы, лишь молча кивнула Ивану, чтобы тот сел к мозаичному столу, на котором красовался роскошный букет цветов в великолепной вазе из майолики. Теуделинда опустилась рядом с ним на софу, напротив графини Ангелы.

Графиня Ангела в это утро была на редкость просто одета. Ей даже не пришло в голову приколоть к локонам цветок, что всегда так шло ей. Она выглядела удрученной и не поднимала глаз.

– Как мы волновались из-за вас! – проговорила наконец графиня Теуделинда, когда к ней вернулся дар речи. – Вы не можете себе представить, какие мучительные страхи пережили мы за эти два дня.

Ангела потупила взор. Графиня говорила «мы», подразумевая и ее.

– Я никогда не прощу себе, графиня, – промолвил Иван, – что стал причиной подобных волнений, и я немедля наложу на себя покаяние. Завтра же я ссылаю себя в Бондавёльд.

– Ах! – изумленно воскликнула графиня. – Вы хотите покинуть нас? И что за нужда вам ехать в Бондавёльд?

– Займусь своим заброшенным делом.

– Вам нравится Бондавёльд?

– Мне там спокойно.

– У вас там родственники?

– Нет, никого.

– Так, значит, хозяйство?

– Как раз такое, чтоб я мог управляться один.

– Или знакомые, которых вам недостает?

– Только мои рабочие и машины.

– Вы живете отшельником?

– Нет, графиня. Отшельник одинок.

– А вы?

– А нас всегда двое: я и моя работа.

Графиня собралась с силами для торжественного заявления.

– Господин Беренд! Дайте мне вашу руку. Оставайтесь здесь!

– Для меня навсегда останется приятным воспоминанием ваша любезность, графиня; вот и сейчас вы хотите меня удержать. Это свидетельствует о вашей бесконечной доброте. Я глубоко вам признателен.

– Итак, надолго ли вы остаетесь?

– Да завтрашнего утра.

– Ах! – обиженно воскликнула графиня. – Ведь я же велю вам остаться совсем.

Ее обида была столь искренней, столь непритворной, что не могла не тронуть Ивана. Теуделинда взглянула на графиню Ангелу, словно ожидая, что та придет ей на помощь. Но Ангела, даже не подняв своих длинных шелковистых ресниц, ощипывала с цветка рудбекии пурпурные лепестки, будто гадая на них.