Странным было все вокруг: и небо с плоскими низкими облаками, и двор, усыпанный кусками шифера, сквозь который пучками пробивалась жухлая трава, и сама школа с выбитыми окнами и кое-где с блестящими осколками стекол.
— Черт… это ж третья школа на Сходне, — изумленно озираясь, произнес Лука. — Только какая-то другая… Самое интересное, что я в ней учился!
Вот в чем дело, понял я, это еще не 'зазор', а перемещение в другое время! Действительно, все то же свет, проистекающий со всех сторон — он делал пространство нереальным. Такой же эффект я видел в старых-старых фантастических фильмах Тарковского. Пучки травы и холод — больше всего удивили меня, и я почему-то подумал о Марсе. Сразу стало зябко — между домами гулял чувствительный ветерок. Но самое главное — пейзаж изменился — пропали саговые и кокосовые пальмы, которые привычно закрывали горизонт.
— Теперь я все понял! — воскликнул, поеживаясь, Лука. — Почему ты расписался за меня перед этим жуком?
— Но ты ведь хотел попасть сюда? — удивился я.
— Хотел, — поморщившись, согласился он. — Но я тебя не просил. Все произошло так внезапно. Я не успел подумать.
— По-моему, это не жук… — сказал я.
Мне так и подмывало отомстить Луке за самодовольство. Но Лука и сам все понял.
— А кто? — удивился он.
— Я увидел у него копыта. И еще он опорожнился, как лошадь.
— Час от часу не легче, — признался Лука, помолчал, а потом изрек: — Надеюсь, хозяева у него поприличнее.
По-моему, было самое время рассказать о хозяевах черных ангелов — астросах, но Лука упорно молчал, напуская на себя таинственный вид.
Дверь с торца школы оказалась открытой. Собственно, больше некуда было идти. Куда хватает глаз, простилался пустырь с жухлой травой. Мы подумали и шагнули в коридор, который оказался заваленным мусором и школьными причиндалами, как то: макетами с торчащими проводами, таблицами, планшетами, папье-маше из биологического кабинета, портфелями и детской обувью. Но больше всего было строительного мусора: выбитые рамы, стекла, куски штукатурки, горы кирпича вперемешку с пылью и мелом, какие-то тряпки. Все в пыли, в кирпичной крошке и высохших лепешках известкового раствора. Пахло все той же серой.
Не успели мы сделать и пару шагов, как дверь с грохотом захлопнулась.
— Фу!.. Если это твой 'зазор' между мирами, — заметил явно приободрившийся Лука, — то ему не хватает презентабельности.
Он дернул дверь, но она не поддалась.
— Попались птички в капкан, — заметил он без энтузиазма.
— Сквозняк… — предположил я.
Я был рад хотя бы тому обстоятельству, что здесь было не так холодно и что Лука не потерял чувства юмора, ведь окна же были выбиты, а значит, мы могли в любой момент покинуть здание. К тому же я сразу вспомнил свои детские ощущения холода, и мне стало теплее.
Путь впереди был завален обрушившимися стенами и просевшим потолком. Мы пробрались на второй этаж, стараясь не прикасаться к перилам, деревянное покрытие которых покоробилось и вздыбилось, словно на него долго лили воду. Коридор второго этажа тоже был непроходим — часть помещений в центре коридора была выдавлена в центр, и куча мусора высилась до потолка. Кроме этого в школе пахло так же, как от блондинки, — серой и еще розами.
На третьем этаже песчинки под ногами выдавали каждое движение, и если кто-то следил за нами, то ему не было нужды идти следом, а надо было просто сидеть в одной из аудиторий и слушать, и слушать. Наверху гулял сквозняк, часть лестницы справа была разрушена. В провале лежали плиты перекрытий, на них можно было спрыгнуть, миновать пролет между вторым и первым этажами и выскочить из школы через окно первого этажа, и тогда тот, кто вслушивался в наши шаги, наверняка не успеет ничего сделать. Но словно в противовес моим мыслям, окна на третьем этаже затянул все то же странный туман, который, впрочем, остался снаружи здания, а не втекал внутрь, и ясно было, что выпрыгнуть в окно мы никак не сможем. Почему-то я так себе и представлял переход в иномир, то бишь пресловутый 'зазор'.
Мне страшно хотелось чихнуть. И я бы чихнул, но по середине коридора на куче мусора сидела женщина. Одного ребенка она кормила грудью, а двое других постарше играли в пыли. Женщина осталась безучастной к нашему появлению. Вся какая-то белая, перепачканная известкой. К этому моменту я уже принял сюрреалистические правила игры, но все равно удивился: на другой стороне кучи лежал полузасыпанный ребенок. Я не удержался и сказал:
— У вас здесь еще один…
— Он мертвый, — ответила женщина, посмотрев на меня совершенно равнодушными глазами.
Единственное, что я отметил, один карего цвета, другой — голубого.
— Да нет, он живой! — воскликнул я.
И действительно, ребенок вдруг зашевелился и вылез из-под мусора. Было такое ощущение, что он спал. Он стал карабкаться к женщине. На голове у него было большая рана с рваными краями без капли крови, все в той же серой пыли.
— Нет, он мертвый, — твердо ответила она.
В этот момент Лука сказал:
— Смотри…