Мы бежали и бежали: то карабкались по бесчисленным трапам, то, наоборот, обдирая кожу на руках и с колен, скользили куда-то вниз — все глубже и глубже, опускаясь во чрево базы. И казалось, этому конца-края не будет. К тому же астроном вообще потерял способность двигаться и висел на мне, как покойник. Меня так и подмывало бросить его где-нибудь под лестницей.
Преследователи безнадежно отстали. Было похоже на то, что они не знали системы лабиринтов.
В одном месте, когда я уже доходил от усталости, все замерли перед развилкой коридора. Я настолько отупел, что просто в кого-то ткнулся:
— Что случилось, чего ты ждешь? — спросил я у Мирона.
— Тихо… — ответил он и приложил палец к губам.
Из-за поворота вышел отряд черных ангелов — они куда-то спешили. Вид у жуков был озабоченный. Вслед за ними появились хлыстов — бодрых и свежих, совсем не походившие на тех хлыстов, которые бегали в городе. Мы перестали дышать. Мне показалось, что хлысты гонятся за черными ангелами. Потом донеслись глухие звуки выстрелов.
Теперь мы передвигались перебежками. Лабиринты туннелей напоминали муравьиные ходы. Кое-где пришлось ползти. Страшно хотелось есть, и я ни о чем больше не мог думать, как о еде.
Люся ждала нас у очередного поворота. Куда вел туннель и куда надо было сворачивать — вправо или налево, никто не знал. Я уже заметил: проблема заключалась не в нас и не в нашем желании спастись, а в мироустройстве пространства. Каким-то образом мы влияли на него. Стоило кому-то заикнуться, что портал должен быть где-то рядом, как вскоре туннель разветвлялся и справа или слева обязательно оказывалась дверь, на которой был значок портала, но которую мы не могли открыть. Хотя, возможно, это было просто совпадение.
— Кажется, я уже здесь был… — осторожно произнес Мирон. — Только я шел туда, — он махнул в ту сторону, откуда мы пришли. Помню, что туннель был наклонный, а на двери значок портала.
— Нам нельзя сюда… — Люся закусила губу.
Я прислонил астронома к стене. Он икнул и добавил:
— Я же говорил, портал…
— Заткнись! — сказал Лука.
По-моему, он всерьез невзлюбил бедного астронома.
— Но если был, значит, можно выйти, — сказал я.
Мирон глубоко вздохнул и взъерошил волосы. Он забыл. Я бы и сам запутался. Мне хотелось побыстрее куда-нибудь прийти и избавиться от тяжелой ноши.
— Назад мы не сможем вернуться. Здесь назад не возвращаются.
— Чего бояться?! — безапелляционно заявил Лука. Он взялся за ручку.
— Вместо того, чтобы спорить, идем лучше дальше, — предложила Люся. — По крайней мере, здесь светлее.
— Иногда коридор кончаются тупиком, — сказал Мирон, — иногда шахтой с автоматическим шлюзом.
— Почему со шлюзом? — икнув, удивился астроном, крутя головой.
— Отходы выбрасывать в космос.
— Чего думать! — Лука потянул дверь на себя.
Мы замолчали. Лука заглянул внутрь. Мне даже показалось, что он побледнел.
— Возьму и выйду!
Он пропал за дверью и через минуту высунулся:
— Портал!
Это была Земля.
Дом стоял в лощине за перелеском. За осинами блестела вода. Туманная дымка скрадывала горизонт.
Окрыленный подвигами, Лука сбегал на разведку и вернулся с радостной вестью, что-то жуя на ходу. Люся поморщилась, но ничего не сказала, хотя все были зверски голодны.
Нам с Мироном было не до выяснения отношений с Лукой — мы тащили астронома. Казалось, что в нем полтонны веса и что он специально подгибает колени, чтобы путаться в высокой изумрудной траве. При этом он пытался философствовать, но Мирон так его встряхивал, что у него клацали зубы, и он замолкал минут на пять. Потом все начиналось снова, похожее на бред:
— Вселенная… черти… красное смещение…
— Ради бога, заткнись! — увещевал его Мирон.
Кажется, он расстроился из-за того, что не пришлось ничего взрывать и никого уничтожать. Признаться, я и сам был в недоумении. Приключения кончились слишком внезапно, чтобы в это безоговорочно поверить.
Пару раз нам казалось, что мы слышим шелест крыльев. Высоко в небе я виднелась спутная струя — след реактивного самолета. Слава богу, подумал я, что мы дома. Теперь ни за что не сунусь ни в какой 'зазор' между мирами. В прохладной низине, где тек ручей, мы устроили привал. Нам пришлось повозиться с упирающимся астрономом, потому что тому захотелось искупаться. Мирон для острастки дал ему по шее.
Вот после этого мы и увидели этот дом, увитый плющом. На коньке блестел золоченый петух. За лощиной темнела гора, поросшая еловым лесом.
— Что-то мне плохо, — сказал Мирон, присаживаясь.
— Ты потерял много крови.
— Ерунда. Бывало и хуже. Ты историю хорошо помнишь?
— Смотря какую? — Я пожал плечами. Смотря какую?
Он намеренно уходил от разговора о своем здоровье. На осоке сидела большая стрекоза. Ее прозрачные крылья переливались всеми цветами радуги.
— Тогда должен знать о том, что США перед самой войной были разоружены неизвестно кем.
— Ага! — глубокомысленно воскликнул я. — Уловил мысль.
Я вспомнил, что не ранее, как три дня назад об этом же говорил Леха. А может быть, уже и не три дня назад? Все смешалось.