Черные ангелы

— Возможно, — согласился Акиндин. — Но в присутствии адвокатов…

— Правильно! — поддержал его Лука. — В присутствии наших адвокатов!

Аргумент был очень серьезным. Почему-то все сразу успокоились. Но оказывается, это была всего лишь разминка. Акиндин пожелал узнать, работаю ли я легально и платил ли работодатель налоги. Алфен вздохнул и полез в сейф. Лука торжествующе улыбался. Я поразился наивности Акиндина. В чем, в чем, а в прагматичности Алфена даже я не мог усомниться. В течение всей процедуры Люся только кривилась, а Пионов хранил невозмутимый вид. Когда Акиндин сунул нос во все документы, Пионов заявил:

— Поедешь с нами…

— Арест без ордера? — удивился Лука так, словно поймал их за руку.

Но от него отмахнулись, как мухи. А я понял, что здесь что-то не то. Не за тем они приехали, чтобы уличить меня и главного, а за тем, чтобы под каким-то предлогом забрать меня с собой. Они вывели меня из редакции. Я демонстративно заложил руки за спину и шел, как бывалый арестант. Из старых-старых фильмов я знал, что так ходят важные государственные преступники. Еще им на ноги вешали кандалы. Когда мы проходили по коридору, из комнат высыпал народ. Зоя Вениаминова истерически охнула, зажав рот руками, а Вольдемар Забирковичус и Сашка Губарев дружно подмигнули мне. Я был уверен, что они обо всем доложат Лехе даже в том случае, если он очень увлекся очередной пассией и забыл обо все на свете.

Меня не повезли в шестой участок на Новосмоленскую набережную, где за краем земли блестел залив. Через несколько минут, когда мы свернули на Английскую набережную, я понял, что мы направляемся к Тане Малыш. Во дворе стояла 'скорая'. Дверь подъезда была нараспашку. В фойе сновали какие-то темные люди. Мы вошли в квартиру. Здесь царил такой бедлам, которого я в жизни не видел: мебель была перевернута, под ногами скрипело стекло, на полу валялись вещи и посуда из серванта. Меня втолкнули в кухню, и я плюхнулся на табуретку.

— Где ты был сегодня в три? — спросил Пионов, усаживаясь напротив, и я почувствовал, что что-то произошло.

— Во дворце спорта… А что случилось?..

Не мог же я им сообщить, что был свидетелем смерти летчика Севостьянова. Они бы с меня шкуру спустили.

— Случилось, дорогуша… — многозначительно произнес Акиндин. — Кто в кони пошел, тому и воз везти.

— Убили вашу заведующую редакцией… — поморщилась от его прыти Люся.

Он нее пахло, как от бывалого курильщика, а два пальца на правой руке были желтыми от табака.

— Не может быть! — воскликнул я.

— Может… — произнес Пионов. — Выворачивай карманы!

Они обыскали меня. На стол полетели: допотопный револьвер, обойма с патронами, планшетник, черный ключ с брелком, который я не успел вернуть блондинке, мой портмоне, блокнот с ручкой, платок и коробка спичек.

Акиндин брезгливо рассортировал вещи. Кончиком пальца он пододвинул к себе револьвер, портмоне и обойму. Я знал, что по закону имею право носить оружие, если применяю его при самообороне, и не особенно беспокоился. Люся внимательно наблюдала за моим лицом. Разумеется, я сделал вид, что меня интересует только портмоне и револьвер. Когда Акиндин снял его с предохранителя и понюхал ствол, я предупредил:

— Осторожнее, у него мягкие курок…

Акиндин испугался и осторожно положил револьвер на стол. Он явно не умел обращаться с подобным оружием.

— Ты что, дуришь нас?! — то ли спросил, то ли воскликнул Пионов.

— Никак нет, — по-военному ответил я. Эту странную фразу я тоже взял из старинных фильмов, и она у меня выскочила совершенно случайно.

Люся невольно улыбнулась, пряча лицо. Пионов как-то неопределенно сказал:

— В общем, так… учти, мы все знаем.

— Даже не сомневаюсь, — заверил я его, изображая на лице святую простоту.

— Что ты искал у нее в квартире?

Я сделал искренний вид, подумал и сказал:

— Блокнот.

— Вот этот? — он взял его и повертел в руках.

— Да, — признался я.

— Врешь?! — сказал он.

— Почему вру? Не вру…

— Ладно… — он наклонился над столом так, что стол заскрипел под его тяжестью и взял в руки планшетник.

Я уже знал, что планшетник раскрывается только в том случае, если брелок с черным ключом находится у человека в кармане или в руках. Пионов поиграл шариком, поглядывая на меня, потом его заинтересовала голограмма, и он с минуту рассматривал ее то на свет, то поднося к носу. Оказалось, что у него неважное зрение.

— Что это такое? — спросил он.

— Понятия не имею, — сказал я. — Нашел на улице…

— Ты что ударился в детство?

— Ага… — ответил я с иронией.

— Подожди, подожди… — вдруг произнесла Люся. — Детство, говоришь?!

Она забрала планшетник у Пионова и покрутила его в руках. Акиндин с глупым выражением на лице взялся помогать в качестве эксперта.

— Я видел такие, дорогуша…

Она его отшила:

— Не суетись!

Акиндин сел на место.

— Ты чего лыбишься? Ты чего лыбишься! — накинулся он на меня.

— Ну ладно, — миролюбиво сказал я, глядя ему в лицо, — ну не поймали, ну бывает…

Честно говоря, он мне уже надоел, а его вечные прибаутки вызывали рвотный рефлекс. Представляю, как мучились его напарники.

— Ты знаешь, что я с тобой сделаю? — спросил он, приподнимаясь.