Черные бароны или мы служили при Чепичке

— Ты ротный агитатор, — сказал он, — и ты был бы должен воспрепятствовать неподобающим пьянкам! Если все реакционеры напьются, дело может дойти до антинародных выступлений!

— Я никогда пьянкам не воспрепятствовал, — ответил Кефалин, — но особо их и не поддерживал. У меня нет никакого опыта в этой области.

— Ты должен осознать, что на нас лежит особая ответственность, — твердил Ясанек, — мы не может допустить, чтобы под предлогом празднования Рождества тут происходил шабаш антинародных элементов!

Кефалин пожал плечами.

— Как знаешь! — оскорбился Ясанек, — Я свою обязанность выполнил. Пойду попрошу Шимерду, чтобы он собрал комсомольский актив. А если он откажется, то я умываю руки! Меня не в чем будет упрекнуть!

Он пошёл за Шимердой, но и у того не нашёл понимания.

Уже в четыре часа солдаты получили ужин. Это была изрядная порция картофельного салата, большая отбивная и бумажный пакет с печеньем, конфетами и апельсинами. Довольны, впрочем, были лишь слабоумный рядовой Сайнер и солдаты цыганского происхождения, которые понятия не имели о смысле Рождества, так что им для полного удовольствия хватило свободного режима с качественной едой и отсутствием офицерского состава.

Часть солдат набросилась на привезённый алкоголь и начала употреблять его без разбору. Покорный писал Хеленке из Гостивар. Угонщик Цимль рассказывал группе интересующихся эротические истории из собственной жизни, и особенно благодарного слушателя нашёл в лице Душана Ясанека. Черник покинул пост дежурного по роте и уединился в военном магазине с лупоглазой пани буфетчицей. Священники в политкомнате без устали пилили свои колядки.

В Яновицах–над–Углавой, во всей республике и почти во всём мире настал рождественский вечер. Кефалин вышел из барака и посмотрел в сторону города. За занавесками на окнах виднелись зажжённые рождественские ёлки.

Из помещения, где употребляли спиртное, вывалился первый пьяный, и начал мучительно блевать в ручей. Рядовой Гниличка помочился на раскалённую печку. Агрессивный Бедрна напал на рядового Бенеша, в котором вдруг опознал надзирателя, который в Борах издевался над арестантами. Бенеш стоял перед ним на коленях, и со слезами на глазах твердил, что вообще не знает, где эти Боры, и что перед армией был продавцом в Нарпе. Рядовой Сань непрерывно кричал»сука!«и усиленно пинал свой сундук. Сентиментальный рядовой Бамбара объявил, что пошёл вешаться, но обещания не исполнил. Вместо этого он выбежал из барака и ужасным скрипучим голосом распевал очень непристойную песню. Кулак Вата высказал мнение, что во всём виноваты коммунисты, а бывший официант Дочекал уныло затянул:

Стройбат, что это за слово,
Чёрные погоны, погибшая свобода.
Стройбат, мы тут навсегда,
Командир так сказал…

К роте вернулся дежурный Черник, поскольку лупоглазой пани буфетчице пора было бежать домой раздавать детям подарки. Покорный писал Хеленке из Гостивар уже девятнадцатую страницу, а Сань по–прежнему кричал»сука!». В ручей блевали ещё двое бойцов. Круг слушателей вокруг Цимля сузился до цыгана Котлара и Душана Ясанека, который был очевидно возбуждён. Вонявка обезоружил Бедрну и спас Бенеша от удара штыком. Гниличка распахнул окно и выбрасывал пустые бутылки от»Сенатора»в ветви растущей за окном вербы. В политкомнате по–прежнему играли священники. Они как раз начинали»Слушай, слушай, пастушок!»

На Христово Рождество Кефалин дежурил по роте, и в этом качестве был одновременно и начальником караула, поскольку, как мы знаем, восемь бойцов с оружием постоянно находились в караульном помещении и не слишком бдительно резались в карты. Утром приехало несколько посетителей, к Гниличке приехала мама, к Бенешу папа, а к Котлару целый цыганский табор общим количеством под сорок человек. Их оглушительный крик наполнил лагерь.

— Кефалин, — сказал младший сержант Фишер, — Цыган в лагерь не пускать, или завтра нам не на чем будет спать! Это не расизм, это предосторожность!

— Но мы же не можем их дискриминировать! — возразил дежурный.

— Как раз наоборот, — ответил сержант, — пусть этот Котлар их собёрет и идёт с ними в трактир. Без увольнительной, разумеется.

— Это нарушение дисциплины, — констатировал Кефалин.

— Лучше такое нарушение, — настаивал сержант, — чем дать себя ограбить. В конце концов, мы всегда сможем доложить, что Котлар ушёл самовольно. Он на это ничего не скажет, разве что влезет на дерево!

— Это подло, — рассудил Кефалин, — однако разумно. Надеюсь, что Котлар благополучно вернётся.

Вскоре цыгане под радостные вопли и трескотню отвалили в сторону Яновиц. В их тесной толпе подскакивал герой дня Яно Котлар, делясь с ними армейскими впечатлениями.