Черные боги, красные сны (Сборник)

Но почему же уцелел он сам? Скорее всего, ветви дерева все-таки успели затащить его в глубь истинного Тага, Таг — это надо же такое себе представить! — защитил его от взрыва, перед которым не устояла бы никакая материальная броня. Ну а потом, когда спрессованное пространство распрямилось и Таг утратил контакт с материальным миром, кошмарная туша, парившая под черным беззвездным небом, попросту растворилась, и Смит упал сквозь исчезнувшее к тому времени «дно» сумеречного мира в свой, нормальный — туда, где прежде стоял колодец, ведь именно в этом месте находился переход между двумя мирами. К этому времени сокрушительная энергия взрыва уже рассеялась, Смит благополучно шлепнулся в каменную пыль, ну а Таг... Таг, надо думать, убрался восвояси, в неведомые адские измерения.

Смит вздохнул, осторожно потрогал раскалывающуюся от боли голову, страдальчески охая, встал на ноги. Ну и сколько же времени все это продолжалось, если по здешнему, нормальному счету? Минуту? Или год? Сказать невозможно, но на всякий случай будем считать, что доблестные Патрули продолжают поиски опасного преступника. Он устало поплелся к ближайшей груде камней, которая могла послужить ему убежищем.

Красный сон © Перевод М. Пчелинцева.

I

Нордуэст Смит купил эту шаль на Лаккмандском Развале. Бывая на Марсе, он никогда не отказывал себе в удовольствии побродить среди лотков и прилавков величайшего из рынков, куда привозят товары со всех планет Солнечной системы и ее окрестностей. Лаккмандский Развал... Песни и легенды, сложенные об этом беззаконном, сказочно великолепном пятачке марсианской земли, избавляют нас от необходимости описывать его подробно.

Смит проталкивался сквозь пеструю, оглушительно галдящую толпу, вдыхал воздух, пропитанный запахами пота и экзотических блюд, пряностей и благовоний, сотнями прочих запахов, загадочных и дразнящих; торговцы и торговки нахваливали свои товары на языках и наречиях едва ли не всех известных человеку миров.

В одном из бесчисленных торговых рядов он остановился, привлеченный ярким пятном, мелькнувшим в затененной глубине захудалой лавчонки,— нестерпимо-алый цвет почти физически царапал глаза. Предметом его внимания оказалась шаль, небрежно наброшенная на резной сундучок работы марсианских пустынников — племени, парадоксальным образом сочетающего безукоризненный художественный вкус с общей грубостью и неотесанностью. Смит ни на секунду не усомнился в венерианском происхождении латунного подноса, которым торговец придавил шаль к сундучку. Ему хватило одного взгляда, чтобы узнать в костяных фигурках животных, грудой сваленных на подносе, работу одного из самых малочисленных и малоизвестных племен, населяющих Ганимед, крупнейший спутник Юпитера, однако стиль и техника исполнения шали не поддавались определению.

— Почем шарфик? — лениво полюбопытствовал Смит.

Продавец, коренастый марсианин из «канальных», проследил за направлением его взгляда и поскреб в затылке.

— Ты про что, про эту, что ли, штуку? Бери по дешевке, за полкриза, у меня голова болит на нее смотреть.

— Пять долларов,— ухмыльнулся Смит.

— Десять.

— Шесть с полтиной, или я пошел.

— Шесть с полтиной так шесть с полтиной,— махнул рукой марсианин, отставляя в сторону поднос с безделушками.

Смит перегнулся через прилавок, взял шаль и поразился ее воздушной легкости. С первого прикосновения стало ясно, что нежная ткань изготовлена из пуха или тонкой шерсти, а никак не из растительных волокон,— необыкновенно теплая и мягкая, она льнула к руке, словно ласковый зверек. Приглядевшись к покупке получше, Смит пришел в легкое замешательство: побывав чуть не на всех известных человеку планетах, он ни разу не встречал ничего подобного. По серебристо-синему полю змеилась одна сплошная, фантастически изломанная и запутанная красная линия. Кое-где синий цвет переходил в зеленый и фиолетовый — приглушенные, вечерние краски, еще больше подчеркивавшие агрессивную яркость орнамента; красная линия буквально поднималась над тусклым фоном, казалось, ее можно поддеть пальцем.

— И где же это такие делают? — недоуменно спросил он.

— А черт его знает,— пожал плечами продавец.— Разбирали доставленную из Нью-Йорка ветошь — и вот, нашли. Я ведь тоже заинтересовался, сходил даже к хозяину, попросил узнать, откуда она взялась. Ну и оказалось, что ее продал на тряпье какой-то венерианин, а венерианин вроде бы подобрал ее на допотопном разбитом корабле, крутившемся вокруг какого-то там астероида. И он, венерик этот, не знал, чей это корабль,— очень, говорит, старая посудина, чуть не из самых ранних, во всяком случае стандартных идентификационных знаков на нем не было. Я еще, помню, сильно удивлялся: и чего это он продал такую вещь на тряпье, зачем торопился, мог ведь больше получить.

— Странно. Да и штука эта тоже какая-то странная.— Смит еще раз взглянул на огненный узор и поежился.—Ладно, главное, что она легкая и пушистая. Посплю сегодня в тепле — если, конечно, не свихнусь, рассматривая эту красную загогулину.