Черные боги, красные сны (Сборник)

Он безжалостно терзал девушку расспросами, безжалостно и безрезультатно. Ее народ не имел ни прошлого, ни будущего, жил в постоянном стремлении извлечь как можно больше радости из вот этого конкретного мгновения, ведь оно может оказаться последним. Смыслом жизни этих людей был отказ от любых действий; Смит подозревал, что такая установка закреплена на биологическом уровне. Все беспокойные, любознательные натуры нашли свою смерть на дороге исканий, выжили только робкие и покорные, согласные безропотно сносить несказанные ужасы этой пародии на буколический рай.

В памяти Смита вставали яркие картины того, другого, настоящего мира — многотысячные толпы на проспектах и бульварах планетных столиц, шум и смех, ослепительное сияние огней. Он видел космические корабли, вспарывающие ночное небо, несущиеся сквозь звездную пыль от одного мира к другому, вспоминал схватки в салунах и портовых барах, злобные крики и грохот в щепки расшибаемой мебели, узкие языки светло-голубого, смертельного пламени, едкую вонь до костей сгоревшей плоти. Перед мысленным взором Смита проходила жизнь во всем ее яростном великолепии, бок о бок с извечной своей спутницей — смертью, его терзала ностальгия по оставшемуся в прошлом миру — миру вздорному, суматошному и все же прекрасному.

Девушка пыталась хоть как-то отвлечь его, успокоить. Она устраивала робкие вылазки в зловещий, бдительный, как самая современная охранная система, лес; сделав над собой неимоверное усилие, она обуздала свой инстинктивный страх и обследовала вместе со Смитом одну из галерей Храма, она предвидела тщетность всех этих стараний — и упорно их продолжала.

Развязка наступила внезапно. В один из ясных, теплых, неотличимых друг от друга дней глаза Смита, рассеянно скользившие по еле различимому силуэту недостижимых гор, внезапно сузились и сверкнули холодной, опасной сталью, на его скулах заиграли желваки.

— Все,— процедил он сквозь сжатые зубы, а затем стряхнул со своего плеча голову девушки и вскочил на ноги.— Осточертело мне здесь.

— В чем дело? — испуганно пробормотала она, поднимаясь с ярко-желтого песка.— Что с тобой?

— Я ухожу — куда угодно, хоть к чертовой бабушке. Скорее всего — в эти горы. Ухожу сейчас, сию же минуту.

— Но... так значит, ты хочешь умереть?

— Лучше уж сдохнуть по-настоящему, чем такая тягомотина, не то жизнь, не то смерть,— зло ухмыльнулся Смит.— Хоть развлекусь напоследок.

— А что ты будешь есть — даже если сумеешь справиться со всеми опасностями? Да что там еда, ты же не сможешь спать на этой траве, она съест тебя заживо! Покинув эту рощу — и меня,— ты не оставишь себе ни единого шанса выжить.

— Умирать так умирать,— небрежно отмахнулся Смит.— Я долго об этом думал и принял окончательное решение. Собственно говоря, я мог бы просто побродить по Храму, скормить себя этой вашей нечисти — и дело с концом. Толь,ко мне хочется сначала попытать судьбу: а вдруг все не так плохо, как ты говоришь, и я выживу? А вдруг я набреду все-таки на место, где растет что-нибудь съедобное? Судя по всему, это и есть мой единственный шанс. Попробую, может, что и получится, все лучше, чем гнить заживо.

По щекам девушки катились слезы; Смит хотел еще раз сказать, как невыносимо для него растительное существование, даже открыл рот — и замер, заметив на ее губах странную, ледяную улыбку.

— Ты никуда не пойдешь.— Заплаканные глаза смотрели на что-то, скрытое за его спиной,— Смерть. За нами пришла смерть.

Она говорила так спокойно и бесстрастно, что в первый момент Смит ничего не понял; тогда она указала пальцем, и он повернулся.

Воздух между пляжем и розовым павильоном дрожал и переливался, в нем возникла легкая голубая дымка. Дымка быстро сгущалась и темнела, в ней появились зеленые и сиреневые полосы, затем жуткое, ирреальное облако приобрело розоватый оттенок, красный цвет разгорался все ярче, сжимался к центру, еще секунда — и Смит увидел ослепительно алый, ритмично пульсирующий ком и понял, что это такое.

Оно сочилось душной, нечеловеческой, почти материальной злобой; всей своей кожей, всем телом и мозгом Смит ощущал присутствие некоего алчного, ненасытного ужаса, ужас сгущался, как прежде сгущался голубой туман, жадно тянулся к двум беззащитным жертвам.

А девушка не боялась. Смит знал, что она не боится, хотя и не оборачивался: он не мог оторвать глаз от жутких, ослепительно алых пульсаций...

— Я рада, что умру вместе с тобой...— Мягкий, бесконечно печальный голос вывел его из гипнотического оцепенения, разбил оковы алого ужаса.

Смит разразился резким, лающим смехом, искренне радуясь, что в этой буколической тягомотине нашлось хоть какое-то развлечение; бластер, неведомо как оказавшийся в его руке, выплюнул длинную струю голубого, как закаленная сталь, огня, смертельный для всего живого луч пронзил кошмарную тварь насквозь, не причинив ей никакого вреда, и воткнулся в землю. Смит стиснул зубы и описал стволом длинную восьмерку; едва голубой луч коснулся жадно пульсирующего комка, туманная масса содрогнулась, ее контуры начали расплываться, алый ком съежился и потускнел.