Черные боги, красные сны (Сборник)

Услышав стук калитки, она подняла голову, вскочила на ноги и пошла с такой неземной легкостью, что казалось, это волшебное бледное создание не идет, а плывет над густой травой, которой зарос этот очарованный лунный сад. Мужчина приблизился к ней, но как бы против желания. Смит чувствовал, что душа его рвется на части от боли и ему стоит большого труда заставить себя заговорить. Женщина подняла голову: свет уже довольно высокой Земли ясно освещал ее. Уж не из драгоценного ли камня вырезаны эти тонкие, изысканные черты лица — просто не верилось, что она тоже, как и Смит, создана из плоти и крови. В огромных темных глазах притаился неведомый страх.

— Что, уже пора? — проговорила она, и странная, легкая речь ее была схожа с журчанием покрытого легкой рябью ручейка.

Смит понял смысл ее слов только благодаря тому, что был сейчас почти одним целым с тем человеком и воспринимал мир его органами чувств и мыслил его мозгом.

Мужчина заговорил неожиданно громко, будто опасаясь, что проявит слабость и голос его задрожит:

— Да, время пришло.

Глаза женщины невольно закрылись, и ее прекрасное лицо исказила внезапная боль; казалось, это нежное создание не вынесет немыслимой тяжести обрушившегося на нее несчастья. Ее хрупкая, сломленная горем фигурка сгорбилась, словно надломленный колос. Но она не упала. Она только покачнулась, и руки мужчины тут же подхватили ее, отчаянно сжав в объятиях. И память давно умершего мужчины позволила Смиту ощутить всю нежность этой женщины, умершей тысячелетия назад, все тепло ее мягкого тела, ее тонкие, хрупкие косточки — словно в объятиях мужчина сжимал не женщину, а птичку. Он снова почувствовал свое бессилие при мысли о том, что женщина эта слишком хрупка, чтобы пережить такое страшное горе, и в душе Смита поднялась волна слепого гнева на неведомую силу, вселившую такой страх в этих двух милых существ, силу, разбившую их сердца.

Так стояли они довольно долго, и мужчина, а вместе с ним и Смит, каждой клеточкой своего существа ощущал мягкую хрупкость ее теплого тела; она молчала и только всхлипывала, и страдание ее было столь острым и отчаянным — непонятно было, почему она до сих пор еще жива. Мужчина тоже едва сдерживал слезы. Страх все более тяжелым грузом сдавливал ему сердце, пока он более уже ничего не чувствовал, кроме этого жуткого страха и боли.

Наконец он слегка разжал объятия.

— Ну, успокойся, успокойся, милая моя,— проговорил он, касаясь губами ее серебристых волос,— не мучай себя так. Мы ведь оба знали, что когда-нибудь это случится. Это происходит со всеми живыми существами. Теперь наступил и наш черед. Ну не плачь же...

Она еще раз всхлипнула, выпрямилась и откинула назад серебристые волосы.

— Я знаю,— проговорила она,— знаю.— Она подняла голову и посмотрела на таинственно мерцавшую Землю, которая плыла по небу, окруженная чарующей разноцветной пеленой. В глазах женщины отразилось сияние планеты.— Как бы мне хотелось, чтобы мы с тобой оказались там.

Он снова легонько прижал ее к себе.

— Нет, все, что угодно, только не жизнь в колониях, где зеленоватый свет планеты силсов будет лишь терзать наши сердца воспоминаниями о доме. Нет, только не это, любовь моя. Это была бы жизнь, полная тоски по дому. Мы были здесь счастливы, и теперь, в самом конце, придется немного пострадать. Это гораздо лучше.

Она склонила голову, прижавшись лбом к его плечу, спрятав лицо от восходящей Земли.

— Правда? — прошептала она глухим от слез голосом.— Лучше жизнь, полная тоски и страданий, но с тобой, чем рай без тебя, разве не так? Но выбор сделан. Я счастлива лишь оттого, что ты призван первым и тебе не придется переносить этот кошмар — жизнь в одиночестве. Уходи же быстрее — иначе еще минута, и я не выдержу и не отпущу тебя. Да, мы были к этому готовы, мы знали, что рано или поздно это кончится, что придет пора вызова. Прощай, любимый мой.

Она подняла мокрое от слез лицо, глаза ее были закрыты.

Смиту было очень тяжело смотреть на нее, но он не мог отвести глаз. Он не мог отделиться от того человека, чьей памятью и чувствами он жил теперь. Пришлось и ему пережить всю боль расставания наравне с этим человеком. Мужчина нежно сжал ее в объятиях и поцеловал в дрожащие, соленые от слез губы. Затем, не оборачиваясь, он вышел из калитки, тяжело ступая, как человек, обреченный на смерть.

Узкая тропинка привела его к широкой улице, залитой чарующим земным светом. Красота миллионы лет назад погибшего города не могла заглушить тупую боль в сердце, вызванную недавним прощанием. Губы его все еще ощущали соленый привкус слез его возлюбленной. Ему казалось, что даже смерть не способна облегчить его страдания. Он решительно шагал по улице все дальше и дальше.