Черные боги, красные сны (Сборник)

— Да помнят вечно, что всякий, кто приходит оплатить долг своего народа, чтобы тот мог и дальше жить на этой планете, должен делать это по доброй воле, не противясь нашему божественному голоду. Они должны подчиниться безропотно. И да помнят вечно: если хоть один человек посмеет противиться нашей воле, мы немедленно лишим мир силсов поддержки и обрушим на них свой гнев. Если хоть один человек воспротивится нашему желанию, то мир силсов сгинет в пустоте и жизнь погибнет в одно мгновение. Да помнят вечно!

И вновь содрогнулся лунный человек. Душа его в последний раз наполнилась любовью к этому прекрасному миру. Настал его черед отдать свою жизнь, чтобы всегда зеленели просторы родных полей и лесов, освещаемых волшебным светом Земли. Умереть во имя своего народа не так уже трудно.

— Ты пришел к нам по доброй воле? — Голос Одного прогремел как раскаты грома.

— Я пришел по доброй воле, я хочу, чтоб мой народ мог жить и дальше,— раздался снизу хриплый голос лежавшего ничком человека.

Мощный голос Одного снова заполнил освещенное пламенем пространство, уши перестали что-либо слышать, и только биение сердца лунного человека подсказало смысл велений божества, прозвучавших как низкие раскаты грома.

— В таком случае подойди!

Человек шевельнулся, медленно, очень медленно поднялся на ноги и взглянул на божество. И тут впервые Смит не на шутку испугался за свою собственную жизнь. До сих пор он разделял благоговейный трепет и ужас с лунным человеком, но понимал, что это не его чувства. Но теперь ему вдруг показалось, что смерть грозит не только незнакомцу, но и ему самому. Ведь он не знал, как отделить свое сознание, наблюдающее за происходящим, от сознания лунного человека. А когда сознание его угаснет, разве не то же самое должно случиться и со Смитом? Скорей всего, именно это имел в виду жрец, когда говорил, что некоторые путешественники во времени так никогда и не возвращаются из прошлого. Какое бы обличье ни приняла смерть, она, должно быть, поглотила и их вместе с теми, чьими глазами они смотрели на мир прошлого. А вот теперь смерть и перед ним раскрыла свою пасть, и он непременно погибнет, если только не найдет способ перехитрить ее. И впервые за все это время он попытался сопротивляться, пытаясь отвоевать свою независимость, отделиться от сознания лунного человека. Но, увы, все его усилия ни к чему не привели.

Низко склонив голову, лунный человек шагнул сквозь огненный занавес. Пламя зашипело, обдало его со всех сторон жаром, и через мгновение огненный занавес остался позади. И вот он совсем близко подошел к этой тусклой адской сфере, где восседали Трое. В тумане за их спинами нависла страшная тень. В тусклом свете казалось, что Трое с нетерпением вытянули тела к нему, всем своим жутким видом выражая чувство голода, а тень за их спинами расширилась, словно огромная пасть, разинутая в ожидании пищи.

Затем с шипящим ревом огненный занавес за его спиной вновь закрылся, и сфера, где обитали Трое, погрузилась во мрак, и тьма эта казалась мраком самой смерти. Смит остро ощутил, как сознание человека, глазами которого он смотрел на мир, охватил нестерпимый ужас. Он почувствовал, как оно, словно оступившаяся лошадь под всадником, на мгновение замерло перед пропастью — и полетело вниз. Ужасным было это казавшееся бесконечным падение в бездну, в полную пустоту, разделяющую миры, где царил только ненасытный голод, способный пожрать саму пустоту.

Он даже не пытался сопротивляться, он просто не мог. Слишком жутким показалось ему происходящее. Но он и не сдался. Он ощущал себя лишь крохотной точкой сознания в бесконечности абсолютного голода; засасывающая пустота бушевала вокруг него — однако он был упрям, он не дрогнул перед этим ужасом. Перед всепоглощающим голодом Троих, должно быть, человек прежде выражал только покорность и готовность принести себя в жертву и тем самым оплатить долг человечества перед этими божествами. И теперь ярость ревела в голодной пустоте, и звук этот был столь страшен, что ни один смертный не мог его вынести. Но Смит стойко держался за ускользавшее от него сознание — это все, что он мог сделать, чтобы противостоять ненасытному голоду, который вот-вот должен был накинуться и на него, чтобы высосать из него жизнь.

Он сам едва сознавал, что делает. Что-то на периферии сознания ему подсказывало: если он станет противиться, то обречет мир силсов на гибель. Значит, на Луне не останется ни одной живой души. Погибнет и девушка в прекрасном саду, освещенном нежным светом Земли, и все обитатели Балуса, и сам прекрасный город, который теперь ничто не защитит от несущихся с бешеной скоростью метеоритов. И восхитительный зеленый лунный мир превратится в мертвую пустыню, усеянную гигантскими воронками.