Он и сам не заметил, как слова внезапно замерли у него на губах, когда он, прищурив свои стального цвета глаза, посмотрел на гладкую стену, в которой всего мгновение назад разглядывал собственное отражение. Стена начала темнеть, на ее блестящей поверхности появилась тень, закрыв собой его лицо. А стена — какая она, металлическая или каменная? Тень оказалась слишком густой, чтобы определить это наверняка, и Смит, не отдавая себе в этом отчета, поднялся на ноги и одной рукой потянулся к бластеру, висевшему на бедре. В темноте скрипнула дверь, тяжелая, едва различимая, за ней клубился мрак, такой густой, что было больно глазам,— мрак и лицо.
— Твои услуги можно купить, незнакомец? — услышал он дрожащий, скрипучий голос, обратившийся к нему на языке, от которого у Смита отчаянно забилось сердце.
Французский, земной французский, архаичный и едва понятный, но, вне всякого сомнения, это голос его родного дома.
— За определенную цену,— ответил он, сжимая рукоять бластера.— Кто вы и почему об этом спрашиваете? И как, ради всего...
— Будет лучше, если ты не станешь задавать вопросов,— сказал скрипучий голос.— Я ищу воина, обладающего достаточно сильным характером для моих целей, и считаю, что ты именно такой человек. Смотри, они тебе нравятся?
Из тени появилась похожая на когтистую лапу рука, держащая двойную нитку таких чудесных бело-голубых жемчужин, о каких Смит даже не мог мечтать.
— На них можно купить целое королевство,— проскрипел диковинный голос.— Они твои, если ты пойдешь со мной.
— Куда?
— На планету Земля, в страну Франция, в тысяча пятисотый год.
Смит с силой вцепился в край стойки бара одной рукой, пытаясь понять, не выпитый ли им сегир стал причиной того, что он отправится в страну своей мечты. Никакое, даже самое безумное воображение не могло объяснить, почему он стоит вот здесь, в питейном заведении, в марсианской таверне, и видит дверь, за которой клубится мрак, а незнакомый скрипучий голос приглашает его в прошлое. Наверняка ему все это снится, а во сне вполне можно отодвинуть стул, подойти поближе к невероятной двери, окутанной густым мраком, взять протянутую руку с висящей на запястье сверкающей ниткой жемчуга...
Комната закружилась и погрузилась в темноту. Откуда-то издалека он услышал голос Ярола, который отчаянно кричал:
— Нордуэст! Подожди! Нордуэст, ты куда собрался...
А потом спустилась ночь, такая темная, что она ослепила его и без того невидящие глаза, немыслимый холод проник в сознание и...
Смит стоял на вершине поросшего зеленой травой холма, пологие склоны которого мягко спускались к лугу. По лугу с тихим журчанием тек ручеек. За ним на высокой, крутой скале тянулся к небу серый замок. Небо было ослепительно голубым, а воздух напоен сладостными ароматами зеленых растений. Смит сделал глубокий вдох.
— Зеленые холмы Земли!
— Нордуэст, что... именем Фарола... я... проклятье, приятель, адское пламя, что случилось? — Возбужденный голос Ярола, наполненный изумлением, вывел его из транса.
Смит повернулся. Маленький венерианин стоял на мягкой траве рядом с ним, держа в руках два стаканчика, наполненных бледно-зеленой жидкостью. На его симпатичном, ангельском личике застыла гримаса почти идиотической озадаченности.
— Я вернулся в кабинку с соком пани,— ошеломленно пролепетал он,— и увидел, как ты шагнул в дверь, которой — проклятье! — не было, когда я уходил! Я попытался втащить тебя назад... я... я... ну что же все-таки случилось?
— Ты шагнул в Ворота без приглашения,— прозвучал у них за спиной пугающий, скрипучий голос.
Оба резко повернулись, одновременно опустив руки на бластеры. На одно короткое мгновение Смит забыл голос, который заманил его в прошлое. Сейчас он наконец увидел его хозяина — невысокого мужчину в одеянии из черного бархата, высохшего, сгорбившегося, словно зло, пропитавшее морщинистое лицо, было слишком тяжелой ношей и мешало ему держаться прямо. Темная мудрость светилась в глазах, с угрозой глядящих на Ярола.
— Что он такое говорит, Нордуэст? — потребовал ответа маленький венерианин.
— Французский... он говорит по-французски,— пробормотал Смит рассеянно, не сводя глаз с морщинистого злобного лица, а затем, обращаясь к колдуну, спросил: — Qui etes-vous, m’sieur? Pourquoi...[6]