Черные дельфины

Ночью человек уязвим. Мало в чём была права в своей статье Джебраилова, но в этом — точно. Когда Инга была беременна Катей, именно по ночам на неё накатывали приступы паники, что случится выкидыш. Она тогда хотела принимать снотворное, но Сергей отговорил. Когда в Москве взрывали дома, Инга часто просыпалась от страха: спросонья ей казалось, что падает потолок. Любые ссоры, страхи и срывы вырастали ночью из пылинки в гору. Будто бы реальность раздвигалась, заваливалась набок и впускала в себя что-то тёмное и ненадёжное: ночь.

Но только ночью Инга снова решилась залезть в ноутбук Олега. Она совсем не хотела, чтобы Катя её за этим застала. Не хотела оправдываться перед дочерью, что-то объяснять. Инга терпеливо дождалась, когда дошумит в душе вода, хлопнет дверь в комнату, выключится свет.

Только после этого она снова достала компьютер Штейна. Расследование о сносе памятников на этот раз её не интересовало. Холодивкер развеяла последние сомнения: убит.

Придется копать до конца. Прости, Олег! У меня не остаётся другого выхода.

Под профилем Олега она зашла в соцсеть Nасвязи. Посмотрела на его страничку: все та же фотография — с могилы на аватарку. Не выдержала. Встала, поставила чайник плача. Полила кактус плача. Включила клип Radiohead Lotus Flower — её всегда успокаивало, как танцует в нём полуслепой Том Йорк. Худой, в белой рубашке, чёрной шляпе и джинсах, он впитывал в себя музыку, отвергая всё, что сковывает человека: комплексы, болезни, телесное несовершенство. Есть только музыка и только человек, который её написал и который внутри неё чувствует себя живым.

Каждый должен заниматься своим делом. Человек идёт за призванием, и призвание ведёт его в нужную сторону. Я должна выяснить, что случилось. Я должна это Олегу.

«О чём вы думаете?» — было написано в верхней строке Nасвязи. Инга обновила страницу. «Напишите что-нибудь». Вздохнув, Инга стала крутить колёсико мыши вниз. Бесконечные посты соболезнований: «Какое горе…» «Моя поддержка родным!», значки со сложенными для молитвы руками, фотографии свечей и ангелов. Инга видела всё это и раньше — со своей страницы.

Вот что остаётся от человека: страничка с ангелочками. Его нет, а соцсеть продолжает выпытывать: «что думаете?», продолжает настаивать: «напишите нам». Напишите нам что-нибудь о том, почему вместо того, чтобы сидеть сейчас рядом со мной и пить вино, вы уже две недели как похоронены, а, Олег Аркадьевич?

Лента новостей, мероприятия, группы… Вот то, что ей нужно. Верхние она уже видела: они были открытыми, членство в них Олег не скрывал. Ничего не говорил ей про «SOS Депрессия», но ведь не пытался утаить: заходи на мою страничку, смотри сколько хочешь.

Секретная группа была одна. Самая последняя строчка, мелкий шрифт: «Чёрные дельфины». Инга дёрнулась: за окном пронёсся мотоцикл, громко газанув. Она смотрела на это название, и внутри стало жечь. Она знала это чувство. Раздаётся звонок и по тревожности рингтона (который никогда раньше не казался тревожным), по дыханию звонящего человека — ещё до того, как он начал говорить, Инга вдруг понимала: случилась беда, и она непоправима. Здесь было то же самое: Инга смотрела на словосочетание «Чёрные дельфины», и ощущение, нет, даже уверенность ворочалась у неё в животе: это оно. Она кликнула на название и вошла в группу.

Первое, что она увидела, — пристальный взгляд хмурых глаз на coverphoto. На фотографии были одни глаза, они смотрели прямо на пользователя, спрашивая: «Что ты делаешь здесь? А ты заслужил?» Сначала Инге показалось, что это глаза Олега — цвет и разрез были схожими, но, вглядевшись, поняла: не он.

Везде Штейн мерещится.

Внизу, под coverphoto, надпись: «Группа безусловной поддержки». Надпись убаюкивала и успокаивала, и, хотя Инга понимала, что залезла сюда под аккаунтом Олега и никак не может себя обнаружить, ей вдруг захотелось что-нибудь написать, что-то сокровенное, даже болезненное, чтобы совсем не знакомые, а потому неопасные ей люди, пожалели её, успокоили и утешили. Инга скривила рот: внезапный порыв удивил её саму. Она начала читать посты в группе.