Черные дельфины

— Ага, из земли, в том месте, куда падало семя, вырастали цветы мандрагоры — мощнейшее магическое средство.

— Порнографический Гарри Поттер какой-то!

От отвращения Инга жмурилась, и ей казалось, что она стоит среди персонажей «Несения Креста» Босха: уродливые ощерившиеся лица смакуют сальные мерзости, грязные лохмотья, чёрные рты с редкими зубами. Но когда она открывала глаза, вокруг снова были стильные утонченные мужчины и высокие, модно одетые женщины с красивыми ухоженными лицами. Её затошнило.

Звездой вечера стала баб-Люся. Она то присаживалась по правую руку Эммы Эдуардовны, то подкармливала близкую к обмороку Лизу, она же снабжала весь этот зудящий улей информацией. Сказанное баб-Люсей на крыльце передавалось из уст в уста, переделывалось и видоизменялось, искажалось и перевиралось. Инга бы совсем не удивилась, если бы к концу поминок услышала от какой-нибудь особо чувствительной барышни, что Олег был неизлечимо больным наркоманом-зоофилом и, не вынеся тяжести существования, застрелился.

Грише поведение матери не нравилось. Инге показалось, что он немного смущается, стыдится её. Когда она в очередной раз возвращалась после перекура к столу, то услышала, как сын распекает баб-Люсю:

— Мать, уймись!

— А что, Гришенька, людям же интересно, — оправдывалась она, — люди же знать хотят…

— Что они знать хотят? Ты совсем сбрендила, что ли? Головой своей думай! — шипел Гриша.

Инга появилась из-за поворота, и они оба замолчали. Она попыталась найти ту женщину с кладбища. Но её нигде не было. Костик, устроившийся в самом дальнем конце стола, хмуро пил компот. Рядом с ним сидели Оксана с мужем. Инга подсела на свободный стул.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — кивнула Оксана. — Хорошо, что ты подошла.

Инга никогда не любила Оксану. Вернее, она не любила Олега, женатого на Оксане. Те десять лет были самыми скучными в его жизни. Сначала ходил как тюфяком ударенный от любви, потом — под гнётом Оксаниных ЦУ. Вне работы тогда они почти не виделись: Оксана обрубала все дружеские связи. Однажды сорвала его из командировки: приезжай, у меня температура. Штейн улетел на два дня раньше, не закончил съёмку, Инга с главным редактором потом придумывала, как залатать дыры, а у Оксаны была просто легкая простуда. Да и если бы даже температура: она взрослая женщина, не трёхлетний ребёнок. Тогда от злости кипела вся редакция.

— Познакомься, Виталик, мой муж, — представила Оксана.

— Очень приятно. — Инга пожала ему руку.

Оксана мало изменилась. Прибавилась только пара морщин в уголках глаз. Всё остальное было на месте — фигура, очки, скрипучий, с ржавчиной, голос. Инга вдруг ей обрадовалась.

Муж смотрит на Оксану мягко, послушно. Наконец-то она нашла мужчину, которым легко верховодить.

— Эммочка-то полюбила меня, — усмехнулась она, немного опустив голову. — Конечно, я теперь ни на что не претендую, чего уж меня не любить. И женщиной оказалась приличной, и собеседником умным, с тех пор как на сына её не зарюсь.

А прежние обиды не забылись! Всё так же свербит ревность!

— Не преувеличивай, — успокоила она Оксану. — Она тебя любила и когда вы были женаты. У Эммы Эдуардовны непростой характер.

— У всех у нас непростой характер, — парировала Оксана. — Ты многого не знаешь. Олег и развёлся потому, что мама додавила.

Виталий поднялся из-за стола и, положив руку Оксане на плечо, наклонился к её уху:

— Пойду покурю.

— Ладно. — Оксана помолчала, рассматривая этикетку ближайшей бутылки. — И детей у нас не было из-за неё. Всё говорила Олегу: вам ещё рано. Теперь вот сокрушается, что внуков нет. А у нас с Виталиком, между прочим, уже двое. Мальчики. Хочешь фотографии покажу?

Инга кивнула. Оксана долго листала телефон: два белокурых глазастых мальчика дома, у моря, в горнолыжных костюмах на фоне ослепительных вершин и неба.

— Замечательная у вас семья. Виталик твой молодец, — тихо сказала Инга, делая вид, что рассматривает фотографию, где один мальчик, кажется, старший, с преувеличенной кровожадностью махал пластмассовым мечом джедая.

— Он любит меня, — ответила Оксана.

Девушка с длинными отутюженными волосами, та самая с яркими подошвами, начала говорить. Её покачивало от выпитого.

— Я впервые тут. В смысле на похоронах, — неуверенно махнула она рукой. — И это очень странное мероприятие. Я мало знала Олега Аркадьевича, но хочу сказать, что то, что он умер, — очень жаль.

— Он приснился мне, Олег, — прошептала Оксана. Она нажала на кнопку телефона сбоку, и экран погас. Исчезла счастливая семейная жизнь, построенная со второй попытки. — В ту самую ночь, когда он погиб. Я только потом поняла. А ведь он никогда мне не снился.

— Мы вот были на кладбище, и был дождь, — продолжала девица. Она не знала, поднять бокал повыше или совсем поставить на стол. — Как будто природа плачет по нему. Правда? Что я хочу сказать: так не должно быть. Ну, чтобы люди умирали… так.