Черные дыры российской истории

У нас нет намерения идеализировать царя Бориса. Выросший при дворе Ивана Грозного и вскормленный с его жесткой недружелюбной руки, он был плоть от плоти пресмыкающейся царской свиты и просто не мог не интриговать. Пресловутые «мальчики кровавые в глазах» пускай останутся на совести А. С. Пушкина, но и без того у Годунова было по крайней мере три слабых позиции. Во-первых, он постриг в монахи Федора Никитича Романова (будущего патриарха Филарета), отца Михаила Федоровича, который вступит на престол в 1613 году. Во-вторых, разговоры о том, что царевич Дмитрий, законный государь земли Русской, вовсе не умер, а дожидается своего часа в потаенном месте, по-прежнему передавались из уст в уста. Слухами, как известно, земля полнится, а к выводам следственной комиссии, как это обыкновенно водится на Руси, отношение было самое скептическое. Досужие языки утверждали, что убит был вовсе не царевич, а совсем другой мальчик; Дмитрия же надежно спрятали до поры до времени. Наконец, третье — Борис Годунов не был законным царем. Ведь Россия — очень патриархальная страна. Федор Иоаннович мог мочиться под себя хоть каждый день, но при этом он оставался государем от Бога, потомком Рюриковичей. И хотя Бориса избирал на царство Земский Собор, его права на престол в глазах современников все равно оставались очень и очень сомнительными.

А тут еще как на грех в стране разразился голод. Понятно, что Борис в этом виноват не был (в отличие, между прочим, от Ивана Васильевича Грозного, разорившего страну до основания), но даже самый дремучий мужик не сомневался, что хляби небесные с бухты-барахты не разверзаются. А хляби, надо сказать, разверзлись на совесть и от души. Это мы сегодня знаем, что Северное полушарие нашей планеты накрыл малый ледниковый период, а в те времена при монарших дворах климатологов не водилось. Катаклизм удался на славу. Летом 1601 года над обширными территориями Восточной Европы пролились холодные дожди. Они шли безостановочно двенадцать недель, а уже в июле выпал первый снег. Рассказывают, что в конце августа по Днепру ездили на санях, «яко посреди зимы». Излишне говорить, что весь урожай погиб. Весной 1602 года погода вроде бы разгулялась, но ненадолго. В середине мая снова грянули морозы, уничтожив все озимые, а яровые хлеба погубили невероятная жара и засуха, так как за все лето не выпало ни одного дождя. Послушаем Костомарова: «Уже в 1601 году от дождливого лета и ранних морозов произошел во многих местах неурожай; зимой в Москве цена хлеба дошла до пяти рублей за четверть. В следующем 1602 году был такой же неурожай. Тогда постигла Московское государство такая беда, какой, говорят современники, не помнили ни деды, ни прадеды. В одной Москве, куда стекались со всех сторон толпы нищих, погибали десятки тысяч, если верить русским и иностранным известиям. Бедняки ели собак, кошек, мышей, сено, солому и даже, в припадке бешенства, с голоду пожирали друг друга. Вареное человечье мясо продавалось на московских рынках. Дорожному человеку опасно было заехать на постоялый двор, потому что его могли зарезать и съесть». Жак Маржерет, оставивший любопытнейшие заметки о России, писал: «Я был свидетелем, как четыре крестьянки, брошенные мужьями, зазвали к себе крестьянина, приехавшего с дровами, как будто для уплаты, зарезали его и спрятали в погреб про запас, сначала намереваясь съесть лошадь его, а потом и его самого. Злодеяние это тотчас же и открылось: тогда узнали, что эти женщины поступили таким образом уже с четвертым человеком». Обезумевшие от голода люди поедали лошадиный навоз и собственный кал; сохранились свидетельства о помешавшихся матерях, которые грызли собственных детей.