«Черные эдельвейсы» СС. Горные стрелки в бою

— Немецкая река судьбы, — сказал я Генриху. — Она не хочет выставлять себя напоказ, оставаясь в темноте. Нас точно так же держат в неведении о нашей будущей боевой задаче.

— Мы хотя бы знаем, что будем воевать на Западном фронте, а не на Восточном, — ответил мой товарищ.

— Верно, — согласился я. — Разве нам не повезло? Я и думать не желаю о возвращении на восток. И все-таки куда нас везут?

— Мне, например, все равно. Запад или восток, какая разница? — сердито произнес Генрих. — Нам все равно не удержать натиск врага.

Поезд остановился на главном городском вокзале. В приоткрытую дверь вагона мы увидели снующих по перрону людей, которые попадали в тусклый свет, отбрасываемый на землю специально затемненными фонарями.

— Если послушать тебя, — продолжил я, — то можно подумать, что наши дела совсем уж плохи. Тебе не кажется, что если сосредоточить усилия, то можно стабилизировать фронт и даже отбросить врага? Разве не так?

— Это точно, но получится, пожалуй, так, как в Нормандии, когда мы встали у него на пути. Мой дорогой Иоганн, если бы ты иногда заглядывал в газеты, вместо того чтобы кокетничать с той юной датчанкой, ты бы лучше разбирался в сложившейся обстановке. Сосредоточение усилий, о котором ты говоришь, произошло ровно месяц назад в Арденнах. Не слишком-то оно помогло нам.

— Я знаю это, но не забывай, что Арденны — лесистая местность, непригодная для действия танковых войск, а южнее, насколько тебе известно, лесов еще больше. Сейчас все горно-пехотные дивизии, прибывающие с севера, отправляют в такие места. Готовится новый мощный прорыв. Он ведь удастся нам, как ты считаешь?

— Завидую твоему оптимизму, — произнес Генрих, завершая разговор.

Поезд двинулся дальше и теперь медленно проезжал по Кельну. Шмидхен стоял возле приоткрытой двери. Мы услышали, как он простонал на кельнском диалекте.

— О, боже! Вы видите? Я даже не подозревал, что все обстоит так плохо!

Я подошел к двери и выглянул наружу. Знакомое место. Здесь раньше находился деловой квартал города. Сейчас на месте домов зияла пустота. Иногда на пустынном пространстве можно было разглядеть обломки разрушенных зданий. Кельн перестал существовать. Это было понятно даже в ночной темноте. Шмидхен потрясен увиденным, он лишился дара речи. Мы тоже не могли найти слов. Когда поезд увеличил скорость, Шмидхен рывком закрыл дверь.

Через несколько дней мы оказались на фронте. Местом действия стали Нижние Вогезы.

Мы стояли тесным кружком — мой пулеметный расчет и Генрих с несколькими своим солдатами. Все отчаянно мерзли и поэтому засунули руки в карманы курток, а на головы натянули капюшоны и плащ-палатки, чтобы укрыться от мокрого снега, порывами налетавшего на лес. Мы, как всегда, окопались, но было слишком холодно, чтобы сидеть в окопах. Чтобы согреться, мы топали ногами и старались двигаться. Остальные солдаты стояли такими же группами, заполонив весь лес. Все три егерских батальона нашего полка собрались здесь, готовясь участвовать в атаке, которая назначена на завтрашнее утро. Цель была такова — снова захватить высоты, оставленные одной из наших пехотных дивизий, что удерживала их всего один день, перейдя на позиции, которые мы занимали до этого, — холмы возле деревушки Рейпертсвейлер.

Часы, предшествующие бою, — самое неприятное время в жизни солдата. Мысль о смерти невозможно изгнать из сознания, как и мысль о том, что везение не может быть постоянным. По-моему, такое томительное ожидание — самый худший вид фронтового опыта на войне. Оно кажется бесконечным. Рано или поздно настанет твой черед. Смерть не имеет коллективного характера, а лишь индивидуальный. В такие тяжелые минуты даже в самой гуще товарищей чувствуешь одиночество. Все молчат, лиц в темноте не видно, лишь вспыхивают огоньки зажженных сигарет.

За последние несколько дней американская артиллерия уже изрядно выкосила наши ряды. Днем на лес, в котором мы находимся, обрушился мощный огонь вражеских тяжелых орудий. Возникает такое ощущение, будто у нашего новоявленного противника поистине безграничные запасы пушек и снарядов. В тот день, когда мы высадились из поезда и отправились на новые позиции, американцы безостановочно обстреливали наши магистрали подвоза, ведущие к передовой. По пути на фронт мы видели зловещие последствия: разбитые повозки, трупы лошадей и мулов. Мы постоянно пытались укрыться от смертоносных осколков. Войдя в лес, мы вскоре увидели еще одно неприятное зрелище: развороченный взрывами блиндаж с торчащим из земли флагом Красного Креста и рядом кучу мертвых тел.

В последующие месяцы нам предстоит узнать специфический способ применения американцами артиллерии. Они не посылают в бой пехоту, пока не убедятся в том, что вражеские позиции не уничтожены артиллерийскими залпами. Артобстрел длится порой несколько часов подряд. На данном этапе войны мы никак не могли себе позволить подобную роскошь.