Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

На страницах группы в Твиттере и Фейсбуке ежедневно появлялись хвалебные письма от добровольцев из Европы, Северной Африки и с Ближнего Востока, которые соловьями разливались о дарах джихада, и небесных, и сиюминутных. В августе 2013 года сирийский джихадист, называвший себя Насруддин аш-Шами, написал в Твиттере, что, записавшись в ИГИЛ*, ощутил свою принадлежность “мировому сообществу”. “Я решил сражаться под этим флагом, ибо понял, что он и арабский, и неарабский, — писал аш-Шами. — Я нашел здесь людей Полуострова, исламского Магриба, египтян и иракцев. Я встретил людей из Леванта и Турции. Я встретил французов, британцев и пакистанцев. Список можно продолжать. Все эти люди — мои возлюбленные братья, чья задача — хранить веру в Аллаха”.

Британский доброволец ИГИЛ* говорил британскому радиожурналисту: “Это здóрово. Как называлась та [видео]игра — Call of Duty?[2] Похоже на нее, только она происходит в реальности, понимаете, она трехмерная. Все разворачивается у тебя перед глазами. На самом деле. Понимаете, что я хочу сказать?”

По мере того как игиловская оккупация принимала постоянный характер, на старых рынках Ракки бородатых иностранцев с винтовками иногда оказывалось больше, чем местных жителей. Казна группы быстро наполнялась благодаря штрафам и податям, которыми игиловцы обложили бизнес, а также ежедневной продаже более сорока тысяч баррелей сырой нефти из скважин, захваченных ИГИЛ* в марте в сирийской пустыне. Джихадисты, столь взволнованные захватом Ракки несколько месяцев назад, теперь неторопливо двигались к будущим завоеваниям, отмечал Абу Ибрагим. Люди Исламского государства* бывали агрессивными, вынося приговоры, но Абу Ибрагим видел, как между казнями и порками они расслабляются в ресторанах, шарят по западным сайтам в интернет-кафе или покупают в аптеке паленую виагру.

Для оккупантов Исламское государство* уже сложилось, по крайней мере в миниатюре. Мужчин с оружием, видимо, вполне устраивало положение дел, поскольку они правили этим городом. Остальные обитатели Ракки, писал Абу Ибрагим, все это ощущали как “питательную среду для отсталости и террора, возникшую после того, как захватчики погасили свет разума”.

В апреле 2013 года, когда Багдади готовился объявить о реструктуризации, Муаз Мустафа проскользнул в страну, как делал уже много раз — через дыру в пограничной рабице, в провинции Хатай на юге Турции. Передвигаясь беспрепятственно — север Сирии был освобожден от Асада почти за год до этого, — он пешком добрался до Хирбет аль-Джоз, деревушки, которая стала чем-то вроде базы для его Сирийских сил чрезвычайного назначения. Бывший помощник конгрессмена и его команда составили проект восстановления базовых служб поселка, все еще покрытого шрамами после нескольких месяцев боев и грабежей. Поспособствовав восстановлению полицейского управления, он стал встречаться с местными — жители хотели учредить судейскую контору, чтобы решать небольшие споры. Мустафа и представить себе не мог, кто явится на собрание.

На встрече присутствовал хорошо одетый юрист, который представился как Мухаммад. Мужчина заявил, что представляет клиента, заинтересованного в отправлении правосудия в постасадовской Сирии. На него надавили, и он назвал нанявшую его группу. “Я представляю здесь Исламское государство*”, — объявил юрист.

Все присутствовавшие были ошеломлены, от американских гостей до христианских и мусульманских священнослужителей, которые неофициально руководили поселком, с тех пор как из него ушли правительственные войска.

“Мы испытали потрясение, — говорил Мустафа. — Он был чисто выбрит, лет пятидесяти, в костюме. Мы замерли, потому что не знали, как быть”.

Человек из ИГИЛ* мало что сказал на этой встрече — кажется, он в основном слушал и что-то записывал. Однажды вставил, что его клиент склонен предпочитать шариат светским юридическим кодексам.

“Мы не стали вступать в дискуссию, — рассказывал Мустафа. — Не хотели, чтобы он там был”.

Представитель ИГИЛ* в конце концов ушел, но его появление послужило предупреждением. Оно говорило не только о присутствии ИГИЛ* в Сирии; оно доказывало стремление этой группы пробраться в управление на уровне молекулярной решетки.