Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

То же требование, плюс несколько новых, повторялось и в изменчивых и по большей части односторонних переговорах. Все запросы направлялись в штаб-квартиру Мухабарата, иорданской разведывательной службы, чтобы в конце концов оказаться на столе у представительного сорокасемилетнего бригадного генерала, руководителя контртеррористического подразделения. Даже в агентстве, печально известном своей суровостью, Абу Хайсам стоял особняком — человек с телосложением дюжего уличного бойца и железным характером. Он много лет преследовал ИГИЛ^* во всех ее инкарнациях и прославился тем, что расколол на допросах нескольких боевиков с самой верхушки. Сам Заркави несколько раз побывал у Абу Хайсама в камере временного содержания — так же, как Саида ар-Ришави, женщина, чьего освобождения теперь добивалась ИГИЛ^*.

За пределами Иордании это требование имело мало смысла. Имя Ришави отсылало к истокам группы, к тем временам, когда не было еще ни ИГИЛ^*, ни гражданской войны в Сирии; еще не произошел кризис в Ираке, давший толчок к развитию организации, и мир ничего не знал о террористе по имени Заркави. Сотрудники Мухабарата пытались не дать террористической группировке найти точку опоры. Им это не удалось — частью из-за собственных ошибок, но чаще из-за чужих просчетов. Джихадистская организация Заркави превратилась в самопровозглашенное государство с территориальными претензиями на две иорданские границы. И Ришави, неудавшаяся шахидка, стала одним из давних счетов, уплаты по которым требовала теперь ИГИЛ^*.

Вызывая этот забытый призрак, ИГИЛ^* воскрешала в сознании иорданцев одну из самых ужасных ночей в истории страны, момент, оставивший неизгладимый след в памяти поколения Абу Хайсама — бывших разведчиков среднего звена, капитанов, следователей и замов, ныне дослужившихся до руководящих постов в Мухабарате. Однажды Заркави удалось ударить в самое сердце Иордании; ИГИЛ^*, в чьих руках находился сейчас летчик-иорданец, готовилась сделать это снова.

Абу Хайсам в ту ночь был на рабочем месте. Он помнил каждую деталь преступления, за которое Ришави приговорили к повешению. Помнил ощущения той ночи, запах крови и дыма, крики раненых.

Крепче всего в память врезались две девочки.

Двоюродные сестры, одной девять, другой четырнадцать, Абу Хайсам знал их имена: Лина и Рихам. Амманские девочки, приехали на свадьбу. Обе одеты в белое, нежные, бледные, умиротворенные лица. “Как ангелы”, — подумал он тогда.

На девочках были почти одинаковые кружевные платья, которые родители купили для праздника, и нарядные бальные туфли. Чудесным образом выше шеи у обеих не было ни царапинки. Когда Абу Хайсам в первый раз увидел их, лежащих бок о бок на больничных каталках, в хаосе первых минут, он подумал, что девочки спят. Раненые, но под успокоительным и снотворным. “Хоть бы оказалось, что они спят”, — молился он.

А потом увидел чудовищные раны, оставленные шрапнелью.

В момент взрыва девочки, видимо, стояли, как все, восторженно восклицая и хлопая в ладоши; жених и невеста готовились войти в бальный зал амманского отеля “Рэдиссон”, освещенного, словно ярмарка в холодной и темной ноябрьской пустыне. Отцы новобрачных — широкие улыбки, взятые напрокат смокинги — заняли свои места на возвышении, и арабский оркестр из визгливых деревянных дудок и отбивающих ритм барабанов поднял такой шум, что администраторам в лобби гостиницы приходилось перекрикивать его. Праздник приближался к своей шумной, потной, буйной кульминации. Никто, кажется, не обратил внимания на две фигуры в темных балахонах, которые, неуклюже потоптавшись у дверей, протолкались через ряды выкрикивающих приветствия гостей в бальный зал.

Ослепительная вспышка; ощущение, что все падает: потолок, стены, пол. Взрывной волной из кроватей выбросило постояльцев, спавших на верхних этажах гостиницы, и выбило толстые зеркальные стекла в дверях лобби. Оглушительный грохот, потом — тишина. Потом — крики.

Сработала всего одна бомба, но ее начинка пронеслась через бальный зал, как рой летающих бритв. Сотни стальных шарикоподшипников, тщательно и плотно уложенных вокруг ядра бомбы, пронизали свадебные украшения, подносы с едой и обивку мебели. Они разнесли в щепки деревянные столы и вдребезги раскололи мраморные плиты. Они прорвали вечерние платья и модные сумочки, пиджаки и хрустящие рубашки, и белые платья в оборочках, какие надевают на торжественные приемы юные девушки.

В ту среду, в начале ноября 2005 года, Абу Хайсам, тогда капитан, как раз заканчивал очередную долгую смену. Вечером, около девяти, поступил первый звонок о взрыве в “Гранд-Хайятт” на другом конце города. Сначала решили, что взорвался газовый баллон, но потом пришло сообщение о втором взрыве, в отеле “Дейз-Инн”. Третий взрыв — по поступившим сведениям, гораздо более мощный — произошел в “Рэдиссоне”. Абу Хайсам хорошо знал это место. Достопримечательность Аммана, шикарный по иорданским меркам, выстроенный на вершине холма, “Рэдиссон” был отлично виден почти из любой точки города, включая офис Абу Хайсама, расположенный почти в двух милях от отеля.