Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

Примчавшись в отель, Абу Хайсам протолкался внутрь, мимо спасателей и рыдающих выживших, мимо накрытых тел на тележках для багажа, сдвинутых на подъездную дорожку. В бальном зале сквозь пелену дыма, при аварийном освещении он увидел еще больше тел. Некоторые валялись, словно их разбросал какой-то великан. У других не хватало рук и ног. На обвалившемся возвышении лежали два скорчившихся остова в смокингах. Отцы жениха и невесты оказались ближе всех к террористу и погибли мгновенно.

Абу Хайсам собрал команды, работавшие той ночью на местах трех взрывов, и попытался выяснить, удалось ли найти остатки взрывчатых устройств, а также фрагменты тел, являвшие собой останки трех террористов. Лишь позже, в больнице, возле деревянных столов временного морга, его накрыло осознание чудовищности этого вечера. Изуродованные тела. Десятки раненых. Запах крови и дыма. Девочки, Лина и Рихам, неподвижно лежат в изорванных белых платьях. У Абу Хайсама, любящего отца, были девочки того же возраста. “Неужели это сотворило существо с человеческим сердцем?” — произнес он вслух.

Всего через два дня поступили новости о том, что одна террористка осталась жива и бежала. На следующий день Саида ар-Ришави уже сидела на стуле напротив Абу Хайсама.

Ар-Ришави, тесно связанная с такой важной и явно хорошо спланированной миссией, определенно что-то знала. Где террористы нанесут следующий удар? К исполнению каких планов приступили — может быть, прямо в эти минуты?

Женщина только тихо бубнила: “Я не знаю, не знаю”. Она повторяла эти слова медленно, словно под наркотиками.

Абу Хайсам умолял ее. Угрожал. Взывал к ее совести, вере, к Аллаху. Уходили часы, и он боялся, что часы решающие.

“Насколько же вам промыли мозги! — закричал он в какой-то момент. — Почему вы защищаете людей, которые втравили вас во все это?”

Женщина не произнесла ни единого слога, из которого можно было бы выжать хоть что-нибудь, — ни тогда, ни в течение долгих месяцев после смертного приговора. Однако Абу Хайсам уже знал, кто стоит за терактами. Это знали все служащие Мухабарата, еще до того, как преступник распространил аудиозапись с признанием. Все признаки были налицо: четко спланированные взрывы, все в течение десяти минут; “комплектация” живых бомб — каждый террорист был снабжен устройством, состоящим из гексогена и металлических элементов в количестве достаточном, чтобы устроить настоящую бойню. Наиболее красноречивой подсказкой служил выбор мишеней: обычные отели, где по вечерам разряженные представители амманского среднего класса переполняли арендованный танцевальный зал, чтобы отпраздновать свадьбу или отметить какое-нибудь важное событие. Вряд ли кто-то из служащих разведки или армейских генералов явился бы в лобби “Рэдиссона” в девять вечера в будний день. Зато там собиралось множество иорданцев, верных ритуалам мирной жизни в стране, граничащей с зоной военных действий.

Подобный почерк, как и характерный голос на аудиозаписи, мог принадлежать только Заркави — человеку, которого Мухабарат знал исключительно хорошо. Когда произошли взрывы, Заркави возглавлял одну из самых страшных террористических сетей — “Аль-Каида в Ираке”^*. Но иорданцы знали его еще по тем дням, когда он был Ахмадом-хулиганом, исключенным из школы выпивохой и скандалистом. Знали, как в конце восьмидесятых он отправился в Афганистан воевать с коммунистами и вернулся закаленным в боях религиозным фанатиком. После первых шагов по стезе терроризма он исчез в одной из самых мрачных иорданских тюрем. Оттуда он вышел еще более закаленным фанатиком, который к тому же проявил недюжинные способности вести за собой людей.

Абу Хайсам был среди тех, кто пытался изменить путь Заркави после тюрьмы. Он последним из разведчиков видел его в 1999 году, когда Заркави, получив разрешение навсегда покинуть страну, снова собрался в Афганистан, к будущему, которое, как думали в Иордании, не сулит ему ничего, кроме безвестности и пыльной могилы.