Черные флаги. Ближний Восток на рубеже тысячелетий

Заркави занимал теперь все время Бакос. Всего год назад, по горло сытая постоянными требованиями проследить фантомную связь между “Аль-Каидой”* и Саддамом Хусейном, она в злобном раздражении попыталась уволиться из ЦРУ. Нада уведомила об этом своего босса и не выходила на работу четыре дня, пока один из руководителей не позвонил ей, чтобы уговорить вернуться. В качестве бонуса Бакос пообещали новую работу — аналитик-наводчик; ей предстояло сосредоточиться целиком на одном Заркави. “Наводчики”, как их называют на языке ЦРУ, — это суперищейки, которые собирают все следы и факты, могущие привести к поимке или ликвидации террориста, представляющего угрозу безопасности страны. Некоторые, подобно Бакос, живут двойной жизнью, разрываясь между бурным миром отдела по борьбе с терроризмом и опасными заокеанскими аванпостами. Часто эти сотрудники остаются в деле до тех пор, пока объект их охоты не окажется вычеркнутым из списка ЦРУ, обычно по причине смерти. Бакос, как новоиспеченному наводчику, предстояло нырнуть в потоки разведданных, притекающие по плотной сети американского правительства, и там найти ключ или изъян в системе безопасности Заркави, которые могли бы вывести иорданца из игры навсегда.

Между командировками в Ирак Бакос возвращалась к нормальной жизни — насколько получалось. Она переехала в вашингтонский Кливленд-парк, очаровательный район с домами конца девятнадцатого века и стильными кафе, и опустила сумки на пол в доме, находящемся в нескольких кварталах от Национального зоопарка. Должность с высшей степенью секретности — родные Бакос все еще имели лишь смутное представление о том, чем она зарабатывает на жизнь, — ограничивала круг ее общения в основном друзьями с работы. Хотя Бакос не питала склонности к рукоделью, она присоединилась к клубу “вязания и вина”, состоявшему из других женщин-аналитиков ЦРУ, исключительно ради компании. “Мы могли говорить друг с другом открыто, и это просто было очень хорошо, — вспоминала она. — Мы больше пили вино, чем вязали”.

Но на следующее утро надо было снова выходить на охоту.

Однажды в июле, через пять месяцев после обидного недолета в пустыне за пределами Рамади, сообщение из Багдада доставило очередной элемент головоломки. В разведывательную сеть попал уникальный факт корреспонденции: письмо к Заркави от человека номер два в “Аль-Каиде”* — Аймана аз-Завахири. Заместитель бен Ладена составил оценку достижений в шесть тысяч слов, в которых выражал обеспокоенность организации своим новейшим филиалом. Как послание попало в ЦРУ — не разглашалось. Бакос разрешили просмотреть письмо лишь в бронированном помещении, которое аналитики называют “склепом”. Нада читала, и ее изумление росло с каждой новой прочитанной строчкой.

Проблема, которую Завахири обрисовал сдержанной прозой, была, в общем, несложной: кровожадность Заркави начинала вредить репутации “Аль-Каиды”* среди мусульман. Убивать американцев и иракских солдат — это прекрасно, писал Завахири, но взрывающиеся автомобили, нападения на шиитские мечети и видеозаписи кровавых казней несут неправильное послание. Простых мусульман изображения мертвых шиитских детей и обезглавленных болгарских дальнобойщиков не вдохновляют, а отталкивают. “Движение моджахедов должно избегать любых действий, непонятных или неприемлемых для масс”, — предупреждал Завахири.

Среди вещей, неприемлемых для мусульманского населения, любящего и поддерживающего тебя, — сцены жестокого убийства заложников. Тебе не следовало принимать решения, опираясь на похвалы иных излишне ревностных в вере молодых людей и на то, что они славят тебя как “шейха головорезов”. Не они выражают общую точку зрения тех, кто поддерживает сопротивление в Ираке и тебя самого, с соизволения и благословения Аллаха. Ты — вполне справедливо — мог бы ответить: “Почему нам не сеять ужас в сердцах крестоносцев и их пособников? Разве разрушение селений и городов на глазах у их обитателей — не более жестоко, чем самая жестокая месть?” Все эти и многие другие вопросы вполне справедливы, ты прав… Однако, несмотря на все это, я говорю тебе: мы на войне, и часто наше поле боя — страницы газет и экраны телевизоров. В этой медиавойне мы сражаемся за сердца и умы [мусульманского общества]. Как бы далеко ни простирались наши возможности, они никогда не будут равны тысяче возможностей, которые есть у служителей сатаны, ополчившегося на нас. Мы можем убивать пленных пулей. Так мы достигнем задуманного, не ввергая себя вопросами и ответами в затруднительное положение. Этого нам не нужно.

Назидание сопровождалось похвалами мужеству и батальным успехам Заркави; Завахири заканчивал письмо просьбой о некоторой сумме наличными (“Если у тебя есть возможность выслать примерно сто тысяч, мы были бы тебе очень благодарны”). И все же суть письма угадывалась безошибочно. В нем содержались признаки серьезных разногласий между главной ветвью “Аль-Каиды”* и ее дочерним предприятием в Ираке.