Черные камни

Здесь судьба распорядилась счастливо. Аркаша продал на следствии всех, кого знал, и всех, кого не знал. Но что и его собственная невеста тоже является членом КПМ, он, к счастью, не ведал. И Галя Зайцева благодаря этому обстоятельству и твердости Славы Рудницкого не угодила за решетку и не смогла, согласно статье 206-й тогдашнего Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, ознакомиться с материалами одиннадцатитомного дела КПМ, не смогла прочитать отвратительные показания своего нареченного о Марине Вихаревой.

Даже сейчас, спустя почти сорок лет, страшно представить, что юноша, мужчина мог так мерзко говорить о своей возлюбленной.

А каково было читать это самой Марине!..

Аркадий давал, говоря современным языком, сексуальные характеристики всем девушкам, с которыми был близок. Он опустился до того, что рассказал следователю, как учил заниматься онанизмом своего товарища, своего друга детства N. При чтении фиолетовых записей показаний А. Чижова в протоколах допросов эти строки наливались кровью. Ну, запугали, ну, обещали свободу. Ну, завалил группы Н. Стародубцева, И. Широкожухова и И. Подмолодина (всего около 15 человек). Но об этом, об этом-то зачем было говорить?! Ведь есть предел даже в предательстве, даже у палача есть своя философия, свои нормы поведения. Об этом-то зачем?! Следователи гоготали и записывали в казенные листы все новые и новые подробности. У нас же, читавших эти показания, возникало неудержимое желание как можно скорее встретить Чижова, чтобы убить его.

Но я отвлекся. Аресты еще не начались. Как листки, как листики, как листочки клена-календаря, медленно отлетали наши последние прекрасные вольные дни.

Вспоминая эти пустые (да, они уже были «пустые» — все валилось из рук) предарестные календарные дни, поделюсь тоже не очень веселой, но необходимой информацией.

Чижов был подл изначально — в том смысле, что искренне считал подлость и преступление нормами человеческого бытия. Это стало ясно, когда летом сорок девятого года он вдруг сказал о своем отце:

— Ты думаешь, это легкая служба?! О, нет! Даже врага — власовца или полицая — вовсе не так-то легко было расстрелять. Или, скажем, врагов народа в тридцать седьмом. Ведь приходилось порой — в этом была жестокая, но неизбежная необходимость — стрелять в затылок из нагана не только взрослым, но и почти детям!..

Я был потрясен! Мы шли в этот момент по улице Карла Маркса мимо шелестящих кленов (да, это было летом сорок девятого года). Кто-то из наших знакомых только что сфотографировал нас на память вдвоем на этой улице, фотография сохранилась. Возможно, на ней есть дата.

Чижовскими откровениями я сразу же, в этот же день, поделился с Борисом и Юрием. Мы и раньше знали, что отец Аркадия, Иван Федорович Чижов, до ухода на пенсию работал в МГБ, и это нас не только не пугало, но даже в некоторых отношениях устраивало, ибо дети работников подобных организаций реже попадали под подозрение. Но мы не знали, кем работал И. Ф. Чижов. А он в тридцатые годы работал исполнителем, то есть исполнителем смертных приговоров. Раньше в России у этой должности существовало вполне определенное и официальное название: палач. Позднее появилось слово более скромное и даже отчасти загадочное. 476 смертных приговоров лично привел в исполнение И. Ф. Чижов (со слов его сына).

И оказывается, Аркадий сочувствовал отцу-палачу, оправдывал его!

— Да… — сказал в тот теплый летний вечер Борис Батуев. — О чем же ты думал, товарищ начальник особого отдела КПМ Юрий Киселев, когда проверял благонадежность Чижова?

— Хрен же его знал, Боря! Замочить его сейчас — смерти подобно…

— Да, ты прав, Кисельман. Все мы виноваты. Он нам очень может нагадить на следствии. Оборвать его связи вряд ли удастся: он многих знает в лицо. Надеяться остается, и только.

— На кого?

— На бога, — сказал я.

— Да, окромя бога, у нас, братцы, сейчас никаких союзничков нет!.. Эх! Шлепнул бы я сейчас Аркашу! — И Борис поднял свой «вальтер».

Борис любил стрелять в Репном по недозрелым арбузам. Мы по очереди стреляли. Один подбрасывал или подкидывал арбуз наискось, другой стрелял влет. От пули нагана арбуз в воздухе не страдал даже при хорошем попадании и, подбитый, пронзенный пулей, плюхался в воду реки Усманки. При попадании же тупой пули «вальтера» (патрон такой же, как у парабеллума) арбуз как бы взрывался в воздухе. Это была забава.

Аркадий Чижов с его «поэтической» душой и неожиданно открывшейся симпатией к отцу-палачу обернулся вдруг непреодолимой опасностью. И сразу вдруг припомнилось, что на фронте Иван Федорович не был, что во время войны и позже был начальником лагеря военнопленных.

И до сих пор еще родители наши вспоминают, как приходил И. Ф. Чижов к Внутренней тюрьме Воронежского областного Управления МГБ с передачей для сына, для Аркадия. У него принимали передачи без очереди, а у многих наших родителей (в том числе и у моих) не брали вовсе: передача запрещена. Следующий!

А в народе, в очереди, люди шикали:

— Пошел, палач проклятый! Сколько он душ загубил.