Черные холмы

Паха Сапа почему-то думает, что где-то в этом потоке темных мыслей, ненависти и торжества, в который слились путаные мысли и воспоминания о будущем Шального Коня в тот момент, когда военный вождь прикоснулся к Паха Сапе, есть ответ на вопрос, не дающий мальчику покоя.

Как мучительно позволить себе утонуть в воспоминаниях Шального Коня даже под ночным дождем, в котором тоже можно утонуть. Паха Сапа прислоняется к колесу фургона и выблевывает проглоченные кусочки галеты. Теперь его желудок настолько пуст, думает Паха Сапа, что можно почувствовать, как пупок скребется о хребет.

Сначала лица и имена, на которые нужно взглянуть и отмести в сторону, — так человек протискивается, работая локтями, через толпу. Другие вожди, акисита — Маленький Большой Человек, Лягающийся Медведь, Пес. Отец Шального Коня, который теперь зовется Червем (Паха Сапа вспоминает надежного коня Сильно Хромает, убитого пулями и стрелами кроу, — еще одно его, Паха Сапы, поражение). Вожди, которых знал Шальной Конь, мальчику известны только некоторые из них — Человек, Который Боится Своего Коня, сам Красное Облако, Красная Собака, Одинокий Медведь, Высокий Хребет.

Последнее имя тянет за собой другие имена, связанные в путаных воспоминаниях Шального Коня с его утратой, — Женщина Гремучего Одеяла, Одинокий Медведь, Молодой Маленький Ястреб и, самое главное, Они Боятся Ее.

Паха Сапа молча плачет, его слезы смешиваются со струями дождя и уносятся ими, но плачет не о собственной утрате, не о страшном видении или смерти Женщины Три Бизона, Косы Ворона, Громкоголосого Ястреба, Сердитого Барсука и других, чьи тела опознал он в этот день, и не о почти верной гибели его любимого тункашилы Сильно Хромает, но о женщине Они Боятся Ее и обо всех тех, чью смерть пережил Шальной Конь.

Паха Сапа уже не в первый раз видит, как это трудно — быть мужчиной.

Он трясет головой, чтобы прогнать воспоминания об изнасилованиях и похоти, о ярости взрослого мужчины, о ноже, который вспарывает животы и перерезает глотки. Он не останавливается на самодовольных воспоминаниях Шального Коня, когда тот совершает деяние славы или скачет, раскинув руки, сквозь стреляющие шеренги кавалерии и пеших солдат вазичу.

Но Паха Сапа теперь как раз перебирает громадную тугую кипу эмоционально заряженных боевых воспоминаний Т’ашунка Витко.

Он ищет в них собственную смерть в ближайшие часы и дни, ищет, как Шальной Конь убивает мальчика, разозлившего его в деревне всего несколько недель назад. Не найдя этого, он обшаривает воспоминания Шального Коня о сражениях с пожирателями жирных кусков — столько сражений, столько вскриков «Хокахей!», столько возглавляемых Шальным Конем атак на стреляющие ружья и синие мундиры — и наконец находит воспоминания о засаде на кавалерию вазичу, которую устроил Шальной Конь со своими людьми в холмах где-то к востоку и чуть к северу от этого места, о том, как падают синие мундиры, вероятно кавалеристы Крука… Один из убитых и падающих синих мундиров в памяти Шального Коня вполне может быть Паха Сапой.

Утром они поднимаются еще до серого рассвета, — все кашляют, все замерзли, все трясут промокшие одеяла, пончо и накидки, — и пока некоторые готовят кофе, а другие едят оставшиеся галеты, Кудрявый и три разведчика кроу жуют лишь холодные галеты. Паха Сапе они ничего не предлагают, и мальчик понимает, что они хотят извести его голодом.

Он чувствует неудобную тяжесть револьвера у себя на поясе и молится пращурам, чтобы они послали ему патроны… но в глубине души он знает, что пращуры больше не слушают его. Может быть, они замкнули слух, и молитвы всех вольных людей природы теперь не доходят до них.

— Кудрявый, я точно знаю, где сейчас Шальной Конь и его люди.

Старый уродливый кроу повторяет это на своем уродливом языке, другие разведчики смеются. Кудрявый сплевывает в грязь. Он протирает ружье длинной красной тряпкой, которую каким-то образом сумел сохранить сухой, несмотря на дождь, шедший всю ночь.

— Ты нам говно говоришь, Биле… Мальчик из грязи и воды.

— Нет. Я знаю, где прячется Шальной Конь со своими четырьмя сотнями воинов. Это не больше чем в трех часах езды отсюда.

Старый кроу не переводит это своим соплеменникам, а просто смотрит на Паха Сапу черными выпученными глазами, похожими на глаза мертвеца.

— Откуда ты можешь знать?

— Я видел его там. Я был там с ним. Все в нашем роду знают, что это то самое место, откуда Т’ашунка Витко убивает врагов из засады. Кроу, пауни, шошони, пайюта, шайенна, черноногих… даже вазичу, когда они делают глупость и преследуют его там. А вы… генерал Крук… почти что уже дошли до этого места.

— Скажи мне, Биле, где это, и Три Долгоносика или Часто Отрезает Носы дадут тебе галету, которую приберегли.

Паха Сапа трясет головой. От этого движения его чуть не рвет, сознание мутится. Голова у него по-прежнему болит, а в животе пусто. Но говорить он может.