Черные холмы

И вот, когда они вернулись в агентство в день Рождества 1897 года (поезд задержался на один день, пока паровоз-снегоочиститель пробивался через сугробы высотой до двадцати футов к юго-западу от Пьера), даже неудобства Пайн-Риджа и их крохотный домик показались им прекрасными в белом снегу под голубым западным небом. Рейн сказала, что начинает жизнь заново и не позволит раку вернуться (позднее Паха Сапа думал, что годом ранее она, наверное, сказала бы, что Бог этого не допустит, но жена на его глазах становилась все критичнее по отношению к таким вещам. Она оставалась единственным учителем в резервации, каждое воскресенье управляла церковным хором, преподавала индейским детям в воскресной школе, а когда ее отец попросил Паха Сапу креститься, чтобы он мог разрешить их брак, не стала возражать или вмешиваться. Рейн по-прежнему ежедневно читала Библию. Но Паха Сапа безмолвно наблюдал за тем, как постепенно слабеет ее вера — по крайней мере, конкретная епископальная вера, которую проповедовал ее отец, — то же самое происходило и со здоровьем Рейн, которая так никогда полностью и не восстановилась после операции).

Но ее счастье и радость все же вернулись к ней. К весне 1898 года дом и душа Паха Сапы снова наполнились ее легким, быстрым смехом. Они планировали пристроить еще одну комнату к дому следующим летом, когда Паха Сапа расплатится с владельцем ранчо Донованом. В апреле, улыбаясь такой широкой улыбкой, какой Паха Сапа никогда у нее не видел, разве что в день свадьбы, Рейн сообщила, что беременна.

На Черные холмы в конце мая они поехали случайно.

По каким-то своим причинам владелец ранчо Донован вынужден был на два месяца уволить часть своих работников. Паха Сапа на это время не смог найти другой работы и помогал преподобному де Плашетту, делая мелкий ремонт в церкви, школе и старом доме, который все называли «пасторским». Занятия в школе закончились — они всегда заканчивались в третью неделю мая, поскольку дети были нужны родителям, чтобы работать, заниматься посадками и пасти скот на крошечных участках земли. Отцу Рейн пришлось вернуться в Бостон, чтобы уладить дела после смерти его старшего брата. Преподобный де Плашетт уехал на целый месяц — никак не меньше.

И вот тогда Рейн предложила Паха Сапе взять церковную телегу, мулов, кой-какое туристское оборудование и отправиться на Черные холмы. Она вот уже четыре года жила рядом с ними, но так никогда и не видела их. Отец разрешил им воспользоваться телегой и мулами. Она, едва предложив это путешествие, начала готовить съестное.

Ни в коем случае, сказал Паха Сапа. Он даже думать об этом не хочет. Она на четвертом месяце беременности. Нельзя рисковать.

Какой тут риск? — гнула свое Рейн. Не больший, чем если она останется в агентстве. Ее работа в агентстве — она целыми днями таскала воду, колола дрова, вела работу в школе и церкви — была гораздо тяжелее, чем спокойная поездка в холмы. И потом, если возникнет какая проблема, то они будут ближе к городам и докторам в Черных холмах, чем здесь, в Пайн-Ридже. К тому же тошнота по утрам ее больше не мучает, и она чувствует себя здоровой, как бык. Если мулы откажутся тащить телегу в горы, то ее потащит она… и все равно для нее это будет отдыхом.

Нет, сказал Паха Сапа. Категорически — нет. Дороги тут ужасны, телега старая, да еще тряска в пути…

Рейн напомнила ему, что, пока он работал на ранчо Донована, она, случалось, на этой самой телеге проезжала по двадцать миль, а то и больше, доставляя продукты больным и затворникам в резервации. Разве не лучше, если он будет с нею и если следующая поездка на телеге станет удовольствием, а не работой?

Категорически — нет, сказал Паха Сапа. И слушать об этом не хочу. Я сказал.

Они выехали в понедельник утром, а к вечеру были на южной оконечности Черных холмов. Паха Сапа выменял у сержанта из Седьмого кавалерийского старое, видавшее виды однозарядное ружье, которым все равно редко пользовался (кольт он оставил у себя), на армейскую палатку, две раскладные койки и другой походный инвентарь, занявший две трети телеги. В тот год весна пришла раньше обычного, и поля были устланы ковром из луговых цветов. Первая ночь была очень теплой, и они даже не ставили палатку — спали в фургоне, уложив на доски столько подстилок и матрасов, что лежали выше бортов телеги. Паха Сапа показал Рейн главные звезды и объяснил, что, когда видимость идеальная, на небе можно разглядеть около трех тысяч звезд.

Она прошептала:

— Я бы сказала, что миллионы. Нужно будет сообщить ученикам следующей осенью.