Черные колокола

– Это страшнее смерти.

Жужанна молчала, будто не понимала, о чем говорят ее подруга и брат.

Шандор усмехнулся:

– Плакала, плакала одна бедная сирота, да и потонула в собственных слезах. Вот так, Юлишка! Намотай себе это на ус.

Дьюла вскочил и, потрясая перед отцом кулаками, закричал:

– А ты… ты… Мы сироты, а ты кто такой? В такой день прибаутками отделываешься, боишься правде в глаза смотреть.

– В твои распрекрасные глаза боюсь смотреть, красный профессор!

На крик Дьюлы прибежала Каталин. В руках у нее ведро с водой и щетка. Она в простеньком ситцевом платье, босая, по-крестьянски повязана темным платком в белый горошек. Ей столько же лет, как и Шандору, – далеко за пятьдесят. Но выглядит она гораздо старше мужа. Лицо у нее потемнело, дряблое, в густой сети морщин. Старуха, этого уже не скроешь. Но она еще крепко держится на ногах, легко по земле ходит, ни себе не в тягость, ни людям. И всякий, кто увидит рядом с ней строгую, со светящимися волосами красавицу Жужанну и огненного Мартона, не задумываясь, скажет, что они ее дети.

И в старости не до конца, не бесследно выветривается в людях то, чем обладали в молодости. Каталин была красивой в восемнадцать, осталась по-своему красивой и в пятьдесят шесть. Красивы ее черные, необыкновенно густые, чуть-чуть седые волосы. Красивы глаза, всегда теплые, всегда мирные, ласковые. Красивы коричневые с узловатыми пальцами руки, умеющие ловко и быстро варить обед, стирать, шить, вязать, убирать дом. Красив и ее голос, всегда одинаково мягкий, добрый.

– Чего вы расшумелись, футбольные болельщики? Что не поделили? Годы? Сынок, ты бы хоть разок поддался бы в споре, а?

Сын и муж не оборонялись. Оба смотрели на огонь камина, молчали.

Каталин загремела ведром, взмахнула щеткой.

– Ну-ка, болельщики, отправляйтесь на кухню! Пейте там кофе, спорьте, кто кому забил первый гол: «Вашаш» «Гонведу» или «Гонвед» «Вашашу». Живо! А я здесь буду убирать.

– И охота тебе, мама, в такой день!.. – Дьюла поднялся, кивнул девушкам и ушел.

Шандор же не сдвинулся с места. Сурово посмотрел на жену.

– Катица, иди-ка ты, ненаглядная, сама туда, куда посылаешь нас. Соскучилась по тебе кухня. Иди! Не мешай нам… футбольные задачи решать.

– Ах, Шани, горе ты мое!.. Поспать бы тебе надо, урам[5], а ты все щелкаешь, горло полощешь. Работа впереди, ночная смена! Про это ты забыл?

– Помню, Катица. Иди, жена, иди!

Каталин погладила «урама» по седой голове.

– Неугомонный!

Жужанна проводила мать взглядом, и чуть порозовели ее щеки, повеселели глаза. Она улыбнулась отцу.

– До чего же мягкая, уступчивая, покорная у нас мама!.. С сыном тебе не повезло, апа, зато жена у тебя… всем незамужним пример.

– Любил вольный Дунай покорную Тиссу. И от большой любви взял, да и проглотил красавицу со всеми ее берегами. И с тех пор каждую весну тихая Тисса поперек дунайского брюха становится… Н-да, повезло Дунаю!.. Пожалуй, все-таки надо выпить кофе. Он тоже мозги прочищает. – Уходя на кухню, Шандор покосился на дверь, за которой скрылся Дьюла, зло, словно выругавшись, бросил:– Красный профессор!..

– А ты ворчун, – добродушно проговорила ему вслед Жужанна.

– Мне бы такого ворчуна! – вздохнула Юлия. – Счастливая ты, Жужика! Все у тебя есть: хороший отец, хорошая мать, хорошие братья, дом, диплом преподавателя, жених…

– А у тебя? С Мартоном поссорилась, да?

– Да разве я с кем-нибудь ссорилась?

– Значит, он с тобой поссорился?

– Нет, и он не ссорился, но… Лучше бы он выругал меня, ударил, чем так… Лицом к лицу столкнулся – и ни единого слова не сказал. Даже не рассмотрел как следует.

– Торопыга у нас Мартон. Бежит, спешит, вечно куда-то опаздывает… Дурак, такую девушку не замечает, не чувствует!

– Он не виноват, Жужика. Плохая приманка. – Юлия слабо, невесело улыбнулась. – Девчонкой была никудышной и теперь никудышная.

– Глупенькая! – Жужанна поцеловала подругу. – Ты хорошая. Очень! Выйдешь замуж – перестанешь прибедняться.

– Не выйду. Мартону я не нужна, а мне никто другой не нужен.

– Ах, Юлишка! Почему я не мужчина?!

– Да, плохо быть девушкой… Нет, не вообще девушкой, а вот такой растеряхой, как я. Почему я не огонь? Не ветер? Не цветок?.. Жужика, пойдем со мной в город, поищем Мартона.

– Не могу, Юлишка, жду Арпада. В его жизни произошло что-то чрезвычайное. Утром позвонил, озадачил, встревожил, пообещал приехать днем – и пропал. Пять часов ни слуху ни духу.

– Не беспокойся! Арпад Ковач привык мыслить чрезвычайными категориями. Значит, отказываешься сопровождать меня? Что ж, пойду одна.

– В городе Мартона не ищи. Он на Керепешском кладбище. Цветы возлагает…

– Цветы? Сэрвус, Жужа! – Юлия поцеловала подругу в щеку и убежала.

Дьюла с нетерпением ждал ее ухода. Как только закрылась за ней дверь, он вышел из своей комнаты с ворохом бумаг и стал жечь их в камине.

Жужанна с удивлением смотрела на странную работу брата, но ничего не говорила.

– Почему ты молчишь? – обозлился Дьюла. – Почему не спрашиваешь, что я делаю?

– Нравится молчать, вот я и молчу.

– Нравится? Даже теперь, когда твой брат сжигает мосты между прошлым и настоящим?