Черные крылья Бога

– Слышь, а ты правда – тот самый Гор?

Президент спрашивал это, наверное, раз в пятый.

Я то ли не слышал, то ли просто не хотел отвечать.

Трава, что вы хотите…

– Правда. А что?

– Да не… ничего… Хохлы за твою башку денег обещали…

– За нее многие обещали…

Время летело стремительно, звезды уже вовсю плясали свой ночной хоровод.

Мы подкурили по второй.

– И много?

– А хрен его знает. Мне-то по барабану, но ты все-таки поосторожней держись. Народ тут всякий шляется.

– И у тебя тоже?

Байкеры всегда отличались довольно жесткой дисциплиной.

Эти отмороженные и абсолютно свободные романтики трассы ни при каких обстоятельствах не позволяли себе нарушать свои внутренние законы.

Любые другие им были по тому самому барабану.

– И у меня, – неожиданно легко согласился президент. – Если б здесь только моя стая была. Это ж вольная стоянка!

Он неожиданно упруго поднялся на ноги:

– Но ты – мой гость. Пойду за вином схожу, сушняк пробил, – и он не спеша пошел в сторону лагеря.

Настолько не спеша, что я успел спросить его спину:

– Почему?

– А с тобой мой брат служил. Алик. Ты его, наверное, не помнишь.

И ушел.

Алик, Алик…

Вот черт, и правда не помню.

Это значило много – его покровительство – даже на «вольной» стоянке. Посты можно было снимать.

Его отморозкам много не надо, но они не ценят жизнь – ни свою, ни чужую.

Даже я не стал бы связываться.

Я не спеша докурил и совсем было собрался на боковую, но он вернулся.

С вином.

Мы выпили.

Забили еще.

Потом он читал стихи.

Что-то очень старое: Блок, Бунин, Бродский…

Я еще посмеялся, что у него все на букву «б», на что он на полном серьезе ответил, что настоящий поэт может быть только на эту букву. Потому что он и Бог, и блядь, и бездна одновременно.

И вообще, сказал он, поэзия совращает.

Если слишком долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя.

Я сказал ему, что у Ницше это совсем по-другому, на что он ответил, что Ницше здесь не при чем.

Так, подумалось…

…Мы забили и выкурили по четвертой, когда я спросил, что у него общего с этими фаши из Крыльев.

Он долго и недоуменно молчал.

– Знаешь, – сказал он, изрядно подумав и начиная набивать пятую «пятку». – Когда приходит тьма, это вовсе не значит, что пришло зло. Может быть, это просто ночь. И ты лежишь с девушкой, которую не то чтобы любишь… нет, с которой тебе хорошо. Здесь. Сейчас. И вокруг ночь. А что такое ночь? Ночь – это и есть крылья. Черные крылья Бога…

Пятую мы опять выкурили на двоих.

Через два дыма.

Потом уснули.

Утром его стая ушла, и больше я его никогда не видел…

…Следующий день прошел на удивление спокойно.

Пару раз мелькали какие-то конные разъезды, один раз по пути попалась небольшая байкерская стая, разумно уступившая нам трассу и переждавшая наш проход на обочине.

А ночевали мы на этот раз в Каэре.

Солидное такое сооружение, почти крепость.

С пулеметными гнездами, тремя древними, но вполне боеспособными и неплохо пристрелянными по секторам ДШК.

И даже со своим постоялым двором.

По периметру все это хозяйство было опутано тремя рядами колючки (между рядами – наверняка мины, но это так, частности), а на Андрея Ильича обитатели Каэра смотрели почти как на бога.

За свою безопасность здесь можно было не беспокоиться.

В общей сложности мы уже отмахали километров семьсот: пятьсот до Воронежа и пару сотен за два последних дневных перехода.

Совсем неплохо.

Если так пойдет, через три-четыре ночевки доберемся до Ростова. Вот только чует мое сердце – так не пойдет.

Не может все идти так гладко!

Не может!

…Я неожиданно легко заснул и так же легко проснулся.

Утро было серым и слегка прохладным, но не осенним, предзимним, а каким-то…

Бабье лето, короче…

Юг…

Я открыл окно и размял между пальцев первую утреннюю сигарету.

А, может, и не утреннюю.

Ночную.

До подъема еще часа два.

Можно и поспать.

Потом.

Но сначала покурить…

…Вот ведь, блин.

А зажигалку-то я, похоже, в джипаке оставил.

То-то весь вечер у ребят прикуривал…

Пришлось натягивать штаны и выползать в коридор. Он, к сожалению, был пуст.

Спички удалось стрельнуть только у дежурного, молодого совсем паренька, который сидел внизу, под лампой, и читал какую-то, хотелось бы верить, умную книжку.

– А ваши купаться пошли, – сказал он, щегольски чиркая спичкой о новенький, еще толком не обмятый десантный башмак. – Тут речка есть. Маленькая. Прямо через посад каэровский протекает. Она так-то – по колено, но тут омуток есть, даже поплавать можно…

Я с наслаждением сделал первую утреннюю затяжку.

Максимально глубокую.

Так лучше чувствуется.

– Кто пошел-то?

– Ну, эта, – паренек почему-то смутился, – девушка ваша. И поручик полицейский. Только он в другую сторону пошел. Она так велела…

Я хмыкнул:

– Дорогу покажешь?

– Отчего ж не показать. А она вас не прогонит?

– Меня? – Я расхохотался. – Меня – не прогонит. Давай, показывай…

…Я прошел по протоптанной тропинке до большого тополя и, как сказал дежурный, свернул налево.

Вскоре послышался плеск воды.

Тихий.

Утренний.

Я вышел на небольшую полянку перед омутком и тихонечко уселся на первое подвернувшееся бревнышко.

Маша меня не заметила.