Тут были и бархатные колеты, и лосины, и расшитые мелким бисером куртки из замши и оленьей кожи, и мягкие бархатные шляпы с высокими тульями, и высокие, напоминающие ковбойские, сапоги-казаки, и пристегнутые к узорным ремешкам серебряные ножны с кинжалами, рукоятки которых украшали крупные драгоценные камни.
И это – у мужчин.
Что уж говорить о женщинах.
Наши, посольские, впрочем, тоже не подкачали.
Игнат, племянник атамана Мелешко, носивший титул Посла казачьего Круга, к примеру, выпендрился в белую косоворотку, широкие шелковые шаровары, мягкие полусапожки, мохнатую папаху и отороченную соболями офицерскую шинель с кушаком.
Наряд дополняла кривая шашка в узорчатых ножнах, при виде которой мне почему-то становилось не по себе.
Вожак с Бобом Костенко были в черной униформе своего Ордена с серебряным знаком Крыла на левом рукаве, в твердых кожаных фуражках с высокой тульей и серебряной эмблемой все того же Крыла на бархатных околышах.
На правой руке Корна тускло поблескивал стальной перстень с черным бриллиантом, символизирующим принадлежность к Верховным вождям и фактически неограниченные полномочия.
Но всех, безусловно, превзошли шахтеры.
Явившиеся, простите, полуголыми: с обнаженными, бугрящимися мускулатурой торсами, обмазанными каким-то темным, видимо, символизирующим угольную пыль маслом.
Бородатые, в металлических шлемах-касках и с посеребренными кайлами в перетянутых жилами руках, запястья которых плотно охватывали массивные золотые браслеты с вплавленными в них огромными, нарочито небрежно обработанными драгоценными камнями, они производили впечатление даже на этом костюмированном балу.
Глядя на них, почему-то жутко хотелось заплести их бороды в косички. Странно, что они сами не додумались.
Вот тогда бы у меня точно крыша поехала.
Хотя до этого, собственно говоря, было недалеко.
Ага.
Безумие подступало, ластилось толстой кошкой – точь в точь как тогда, в пещерном зале стачкома.
Только теперь со мной не было Красотули, и эта боль, постоянно напоминающая о себе, не давала соскользнуть в такое соблазнительное сумасшествие.
Спасибо тебе, девочка.
Ты и сейчас охраняешь меня.
Как же я-то тебя не уберег?!
Лучше даже не думать…
…Весь этот улей гудел, шевелился, перетекал по залу приемов Верховного правителя.
По углам ревели, пожирая дрова, огромные каменные камины.
Деловитые молчаливые слуги в серых камзолах с серебряным шитьем разносили вино и холодную оленину.
Кое-кто уже жевал, нацепив кусок мяса на кончик освобожденного по этому поводу из плена ножен кинжала.
Я взял у слуги, румяного молодого парня, кружку с горячим глинтвейном и отошел к окну.
На улице шел снег.
Верховный правитель изволил задерживаться.
Его, кстати, право…
…Наконец они появились.
Их было просто невозможно не заметить.
Несущиеся галопом кони.
Бьющиеся за спиной тяжелые меховые плащи.
Факелы в руках у скачущих по бокам дружинников.
Он спешился, бросил поводья подбежавшему слуге, похлопал великолепного вороного жеребца по дымящемуся крупу и быстро прошел в здание резиденции.
Через несколько мгновений зал затих.
Верховный быстрым, уверенным шагом прошел в створки дверей, потом сквозь мгновенно образовавшийся живой коридор и подошел ко мне.
От него пахло конским потом, морозом и почему-то яблоками.
Он обнял меня и заплакал, абсолютно не стесняясь присутствующих, и я внезапно понял, зачем я здесь, зачем я был ему нужен, почему он был готов говорить с кем угодно, хоть с Крыльями, хоть с самим чертом, лишь бы они привели к нему меня, его единственного сына.
Он был стар.
Очень стар.
Просто чудовищно.
И – очень устал.
Его на этой земле уже давно держала только воля.
Это, простите, чувствовалось…
…Я был выше него почти на голову.
Жесткая грива длинных вьющихся седых волос, схваченных серебряным обручем с большим зеленым камнем.
Крупный нос, тщательно выбритый подбородок, жесткая складка губ, пронзительный взгляд льдистых светлых глаз.
Черная бархатная куртка, грубая кожа перевязи и кобуры, массивные перстни на длинных сильных пальцах холеных рук, тронутых старческими пигментными пятнами.
Мой отец.
Я улыбнулся и вытер его слезы тыльной стороной правой ладони…
…После приема, на котором он всех выслушал и поприветствовал, но никому, по существу, так ничего и не ответил, мы прошли в его кабинет.
Мы – это он, я и Вожак – видимо, на правах старого приятеля.
В небольшом камине ровно гудело мощное пламя.
На низком столике стоял большой кувшин с подогретым красным вином, блюда с тонко порезанной олениной, овощами, молодым козьим сыром и ваза с фруктами.
Отец достал массивный серебряный портсигар, и молодая красивая грузинка, разлив вино в тонкой работы золотые кубки, видимо, по случаю украденные из какого-нибудь близлежащего музея, подала ему, улыбаясь, уголек из камина.
Комнату заполнил терпкий запах легкой украинской марихуаны.
Отец закашлялся.
– Старею… Видимо, скоро придется бросать…
И легонько похлопал служанку по молодой упругой попке.
Та неожиданно опустилась на колени и потерлась свежей матово-белой щекой о тыльную сторону его лежащей на подлокотнике кресла руки.