Если подумать, в каком-то роде он — вот этот автомобиль; он долго копил деньги на машину, а потом доводил ее до ума. Синий «мустанг» с готовностью откликнулся на его прикосновение и с урчанием покатил по лиственному туннелю, оставив позади дом — развалину без дверей и без окон. И все же Рики Дьюс… кто он теперь?
Он выехал из зарослей и помчался по извилистому шоссе. Внизу виднелся залив, затянутый влажным саваном тумана, под которым сверкала и переливалась самоцветная змейка, пересекающая Район. Рики привычно закладывал повороты, съезжая по одному из щупальцев гор, впивающемуся в море.
Рики надо было что-то сделать. Бесспорно, и это тело, и эти нервы принадлежали ему, Рики, но он не знал, кто он сейчас; из него как будто выдрали огромный кусок. Он должен был сделать что-то ужасное, любым путем отыскать утраченное, хотя бы малую толику самого себя.
Руки его привычно двигались, зная свое дело. Он въехал в туман, уверенно ведя машину по извилистой трассе, и остановился на обочине у винного магазина, там, где они припарковались совсем неда… Когда? Целую вечность назад. Он вышел из «мустанга».
Рики страшился того, что ему предстояло совершить, и, чтобы разделаться с этим поскорее, шагал быстро, не раздумывая, обменявшись со своими новыми знакомцами лишь коротким кивком. Он спешил в магазин. Кивнул маорийцам в темных очках, парням в бейсболках с острыми козырьками, типам в алых капюшонах и с золотистыми карманами. Он торопился, но все же успел заметить, что все они смотрели на него с каким-то непонятным изумлением.
— Бутылку «Джека Дэниелса», — сказал он продавцу, вытащил купюру из рулона не глядя и на сдачу получил ворох двадцаток.
Араб, восхищенно уставившись на Рики, сунул бутылку в бумажный пакет.
Из любопытства Рики спросил:
— Я странно выгляжу, что ли?
— Нет, — ответил продавец и добавил еще что-то, но Рики уже отвернулся — ему не терпелось выйти на улицу и приложиться к бутылке.
Погоди-ка, он что, добавил «Пока еще нет»?
Рики вышел из магазина, открыл бутылку и сделал два больших, жадных глотка.
И с нетерпением предвкушал, что вот сейчас виски на него подействует. Он ощутил жаркую волну в центре своего существа, сгусток энергии в животе и влил в себя еще три щедрых глотка. Теперь он стоял, ожидая внутреннего потрясения, чуть пошатываясь от выпитого.
И вот — накатило: жар, смятение, легкое онемение. И ничего больше. Никаких чудес. Никакого зова труб. Никаких огненных колес… Он только что выхлестал полпинты виски, но, по сравнению с недавно виденным чудом, никакого эффекта не ощутил.
И так Рики понял, что теперь он — другой, пока еще незнакомый себе самому.
— Как жизнь? — поинтересовался амбал в лиловом спортивном костюме; лицо у него было как у сурового тольтекского истукана, а губы кривились в неуместно веселой ухмылке.
— Живется, — сказал Рики. — Выпить хочешь?
— «Джека»?
— Ага. Бери всю бутылку. И крышку держи.
— Спасибо, не надо. — Амбал крышку не взял и тут же приложился к бутылке, косясь на Рики странным понимающим взглядом типа «так я и думал».
Рики смотрел на него. Он совершенно не представлял, что дальше случится в его жизни. Вот сейчас ему просто было интересно смотреть, как амбал хлещет виски…
Амбал причмокнул:
— Все по-другому, правда? — Он ухмыльнулся Рики и взмахнул бутылкой. — Теперь ничего не имеет значения. Ну, то есть я так
— Был. Что с того? Вот скажи мне, какой в этом смысл?
— Нет, это ты мне сам скажешь. Я точно знаю, что на такое не пойду. И никто из моих знакомых на это не пойдет. А ты этого не знал, правда?
— Вот и объясни, какой в этом смысл.
— А какой пожелаешь. Кстати, насчет желаний. Я тут хочу тебе кое-что показать. Можно?
— Ага. Показывай.
— Давай отойдем в сторонку… вот сюда, за угол.
Они свернули на сумрачную автостоянку, заросшую сорняками. Там стояли какие-то люди, но, завидев Рики, тут же разошлись.
— Я тебе вот что покажу… — Амбал вытащил бумажник и раскрыл его.
Только вначале он раскрыл его у себя под носом, поглядел внутрь, и довольное выражение смягчило ольмекские черты его лица{54}
. На миг он замер, с наслаждением рассматривая содержимое бумажника.Потом он протянул раскрытый бумажник Рики. Там оказалась толстая пачка купюр — потертые банкноты, мятые, как старая кожа. На некоторых купюрах виднелись пятна.
— Я купил его у того, кто шлепнул владельца, — торжественно произнес ольмек. — Честнее не бывает. Кровные денежки, запятнанные кровью. Хочешь, продам тебе банкноту. За пять сотен. Тебе Андре вон сколько отвалил. Ну, ты ж понимаешь — это выгодная сделка.
Рики оставалось только улыбнуться. Наконец-то у него появилась возможность определить, как велика допущенная им оплошность.
— Слушай, — сказал он ольмеку. — Допустим, куплю я кровные деньги. Но тогда мне нужен свидетель. Ты как? Будешь моим свидетелем? За… почти за пять штук?
Ольмек помолчал из уважения к названной сумме, а потом решительно ответил:
— И за десять не буду.
— Значит, продешевил я с Андре?