И так продолжалось еще битых два часа. Наконец детектив вырубил магнитофон и поблагодарил его за сотрудничество. Больше расспрашивать было не о чем. Ванда ждала его в приемной комнате. Она была без очков, в одном из своих строгих деловых костюмов. Глаза Ванды распухли от слез. Преодолевая раздражение — Першинг еще не придумал, как объяснить ей свое отсутствие, — он обнял ее и вдохнул аромат духов в волосах. В участке потемнело: свет исходил лишь от торговых автоматов и настольной лампы на столе отсутствующего сержанта.
— Мистер Деннард? — Детектив Клеко возник на пороге кабинета, освещенный сзади экраном монитора.
— Слушаю вас, детектив.
«Что еще ему нужно? Этак дело дойдет и до наручников».
— Еще раз спасибо. Не волнуйтесь о нашем разговоре. Мы обо всем позаботимся.
Лицо детектива было в тени, только блестели глаза.
Смысл его слов дошел до Першинга только тогда, когда он забрался в автомобиль Ванды и они поехали в дорогой ресторан на пристани. Ванда заявила, что в нынешнем состоянии им не помешает шикарный ужин из лобстеров с вином. Не ради кутежа — просто восстановить подобие порядка, вернуть жизнь в нормальное русло. Она была потрясена едва ли не больше его самого. И то, что она так и не осмелилась спросить, где он пропадал целых три дня, многое сказало Першингу о ее душевном состоянии.
Ванда припарковалась сбоку у темного здания банка и вышла, чтобы снять наличные в банкомате. Першинг следил за ней из машины, подстраховывая на случай появления мелких налетчиков. От мысли об ужине его мутило. Ему было нехорошо. Голова болела, по спине бегали мурашки, глаза слипались от усталости.
— Знаешь, о чем я себя все время спрашиваю? — раздался шепот Терри из вентиляционного отверстия под приборной доской. — Почему ты не сказал копам о тех двоих, что утащили меня в темноту? За все эти годы ты никому не проговорился.
Першинг прижал руку к губам:
— Господи!
— Не юли. Отвечай.
Не сознавая, насколько абсурдно его поведение, Першинг рванул на себя рычажок, закрывая отверстие.
— Потому что их не было, — ответил он, больше для собственного успокоения. — Когда меня нашли, я был полумертв от холода и истощения и нес какую-то ахинею. Ты потерялся. Просто потерялся, и мы тебя не нашли. — Он вытер глаза и шумно вздохнул.
— Считаешь, твое пребывание у нас было мучительным? Нет, это был подарок. Соберись. Мы изъяли твои худшие части, Перси, мальчик мой. По крайней мере, пока. И не хнычь, мужчине твоего возраста стыдно хныкать.
— Ребенок! — с трудом выдавил Першинг. — Что вы с ним сделали, мерзавцы? Хотите, чтобы меня повесили? Разве я недостаточно страдал?
— Я уже говорил: ты ничего не знаешь о страдании. А твой дружочек Эрик, вот он знает.
Ванда обернулась к машине, засовывая купюры в кошелек. От кустов к ней протянулась тень. Терри вырос над Вандой, его мертвенно-бледная рука, словно перчатка кэтчера, зависла у нее над головой, на концах пальцы истончались, словно иглы. Терри зловеще подмигнул Першингу и приложил палец к губам. Из вентиляционного отверстия голос дьявольского чревовещателя произнес:
— Мы будем рядом. Если понадобимся. Не скучай.
Ванда распахнула дверцу, забралась в машину, завела мотор и чмокнула Першинга в щеку. Он никак не отреагировал, все его внимание поглотил прощальный жест Терри, который помахал ему рукой, прежде чем раствориться в кустах.
К еде он не притронулся. Нервы и так были на пределе, а тут еще капризничал ребенок, парочка препиралась с официантом, и от громкого смеха за соседним столиком сводило челюсти. Слабый свет исходил от свечей и канделябров. Когда Ванда отвернулась, он посмотрел под стол и в темноте не увидел собственных ног. Бутылка вина оказалась как нельзя кстати. Ванда изумленно наблюдала, как он осушил несколько бокалов один за другим.
Той ночью сны его были тихи и непроглядны, как сама пустота.
Тем временем наступил октябрь. Элджин пригласил его на выходные в дедову сторожку. Он возьмет с собой нынешнюю подружку, выпускницу местного колледжа по имени Сара, Мел — Джину, а Першинг — Ванду.
— Проведем пару дней вдали от городских огней, — сказал Элджин. — Выпивка, карты, байки у костра. То-то будет клёво.
Першинг с удовольствием отказался бы. Все на свете вызывало у него раздражение. Ему хотелось запереться в квартире и не высовывать носа наружу. С другой стороны, сидеть взаперти тоже было невмоготу. Его пугали тени. Его пугало одиночество. О пропавшем ребенке не было никаких вестей, но изо дня в день он жил в ожидании неизбежного. Только бы случайно не наткнуться на Марка Ордбекера. Першинг молился, чтобы Ордбекеры обратили свои подозрения на истинных злодеев и оставили его в покое.
В конце концов он согласился ради Ванды, которую воодушевила идея проникнуть в святая святых. Приглашение придавало ей уверенность, что теперь она допущена в избранный круг его друзей.