Черные крылья

У стрелка голова сработала лучше, чем у его умирающего напарника. Стрелок понял, что перезарядить не успеет, швырнул в меня тяжеленным арбалетом и угодил в локоть. Мать моя, больно! Не успел я перевести дух, как палач-стрелок вытащил рапиру и встал в стойку. Я выпустил из рук его напарника. Тот осел, хлюпая и постанывая. Похоже, я разок попал в легкое. Прощай, мешок с дерьмом.

Палач-стрелок заколебался. Видно, то ли магия Эзабет, то ли быстрая и страшная кончина партнера выбила нашего героя из колеи. Но глядел он спокойно, прищурившись, рука не дрожала. И двигался он со знанием дела, не тратил дыхания на слова. Мастер. Я вытащил меч его напарника – тесак с гардой в виде ракушки. Тесак был на полфута короче рапиры, но я всегда предпочитаю рубить чем-нибудь тяжелым, а не колоть шилом.

В общем-то рапира против тесака – игра очень опасная. Рапира длинней, проворный фехтовальщик может сделать выпад и уйти, так и не попав под удар противника. С другой стороны, в тесной схватке у рапиры нет шансов. Я вертел тесаком, все время двигался, не давал угадать, когда и куда ударю. Мне всего лишь нужно подойти на удар, и тогда тяжелый короткий клинок разнесет все и вся. Мы метались по полу, усыпанному книгами, подступали, отходили, делали выпады и финты, стараясь обмануть соперника, заставить раскрыться, заманить в смертельную ловушку. Вам скажут, рапира – король дуэли. Ну, люди говорят много глупостей. А когда они пытаются им следовать, попадаются таким, как я.

Дерьмо! Дым все гуще, не видно ни зги. От книжных куч – яркое, высокое желтое пламя, целые башни дрожащего золота.

– Кто тебя послал? – крикнул я.

Стрелок-палач не ответил. Он отмахивался от дыма свободной рукой, все время крутил острием рапиры. Упорный парень, опытный и осторожный. Такие опаснее всего. Нужно бояться не шумного задиру, а тихого, спокойного бойца, умеющего выждать момент.

На полу всхлипывал и хлюпал, умирая, тот, по которому я прошелся ножом. Стрелок решился глянуть на него, закусил губу. Разозлился. На голых предплечьях – изящная татуировка переплетенных шипастых роз. Парень напрягся. Я приготовился.

Он кинулся на меня.

Я отбил удар, но опоздал. Тесак не коснулся лезвия рапиры, а оно уже взлетело вверх и ударило оттуда. Я отчаянно, неуклюже парировал. Мне повезло, я отбил рапиру вбок, прыгнул, рубанул, рассекая черный дым. Но то ли стрелок оказался быстрее, чем я думал, то ли я запутался в дыму – в общем, промазал.

– Капитан, нет нужды нам обоим умирать здесь, – выговорил он.

В моих ушах стучала кровь. Уже занялся ковер, шторы у окон – словно огненные арки, пламя угнездилось на книжных полках. Ноги пекло даже сквозь штаны.

– Мне – нет. Тебе – да, – сказал я.

– Сколько б тебе ни заплатили, оно того не стоит.

– Не все меряется деньгами, – процедил я.

Того не стоит, да? Эзабет лежит мешком у дверей после того, как ублюдок в маске палача попытался загнать ей стрелу в грудь. Эзабет едва спаслась. Внутри, где-то вместо сердца, кипел раскаленный клубок ярости, страха и боли. Я хотел видеть катящуюся по полу голову. Его голову.

Увы, судьба обычно обманывает нас и никогда не оплачивает долги. Чертов поджигатель понял, что в огромном библиотечном зале должен быть другой выход, и помчался к нему. Выход вел в другое крыло дома. Я хотел кинуться в погоню, но ведь Эзабет беспомощна, а огонь подобрался близко. Тип в палаческой маске только глянул на меня и был таков.

– Капитан, пожар, – просипела Эзабет.

Пламя лезло повсюду, карабкалось по столу, пожирало бумагу.

– Тут уж ничего не поделаешь, – заключил я и наклонился, чтобы поднять Эзабет.

Та оттолкнула меня.

– Спаси хоть что-нибудь! Скорее!

Моя первая жертва завыла громче. Пламя подобралось к пропитанной ворванью одежде. Наверное, у него семья. Любимая женщина. Наверное же, он и не представлял, что закончит вот так. Ну, беда не моя. Он сам выбрал себе кончину от огня и стали.

Конечно, обгорать из-за гребаной бумаги глупо. Но выражение на лице Эзабет…

Даже за маской я видел страх и тоску в ее глазах. Черт возьми, ну болван я. Болван.

А ведь она – полубезумная злобная сука, совершенно не уважающая меня.

Но эта здравая мысль и не подумала прийти в мою голову. Я помчался сквозь огонь к тлеющему столу, зачерпнул столько переплетенных в кожу блокнотов и бумаги, сколько смог. Между блокнотами лежали листы древней вощеной бумаги, покрытые едва различимыми синими линиями, – желтые, старые, наверное, совершенно бесполезные, но времени выбирать не было. Я выбросил все, что успел, в коридор, и закрыл дверь, отгораживаясь от жара и черного дыма, режущего глаза. Я поднял Эзабет, блокноты и прочее и поспешил прочь из дому. Вышли мы не из той двери, в которую вошли. Я не выпускал меча из рук на тот случай, если ублюдок в колпаке подкарауливает нас, желая закончить дело, но трусливый скот удрал. Сделал работу и смылся.

Когда мы выбрались, уже занялась крыша. Если ветер разнесет угли, вокруг запылает все.