Вообще говоря, на стене мне быть не положено, но лестницы никто не охранял, я поднялся без помех. Солдаты в черных и золотых униформах стояли большей частью без дела. Над стеной, несмотря на дождь, висел густой едкий дым. Сквозь него светили раскаленные жерла пушек. Я протолкнулся к бойницам, прикрыл глаза и выглянул наружу.
Дхьяры ушли из-под пушек, оставив под стенами вспаханную землю, усыпанную телами. Тысячи трупов, целых и разодранных на части. Некоторые части еще зудели своим дхьяранским зудом, звали на помощь, само собой, напрасно. Тела тех, кто недавно был воинами Дхьяранской империи, укрывали драные серо-бурые тряпки. Исковерканный батальон в старомодных кольчугах и с зазубренными копьями лежал рядом с темнокожими длинноухими бородачами, чьи плосконосые лица были расчерчены полосами ярко-желтой краски. Повсюду валялись кучи щитов и оружия, брошенного убегающей солдатней. Землю усеивали ошметки мяса, руки и ноги, неподалеку на скальном отроге лежало что-то бесформенное, сочащееся красным. Пушечные ядра пропахали длинные борозды, на теле битвы щетиной торчали стрелы.
Самоубийственная атака. Там и сям валялись лестницы, большей частью изломанные. Похоже, они даже не доставали до верха стен. Оставшиеся в относительной целости тела выглядели исхудавшими, даже истощенными. Некоторые почти не отличались от человеческих, другие выглядели бесформенными уродами. У всех – скверное, изношенное снаряжение.
Я напомнил себе, что этих драджей отправили проверять, сработает ли Машина Нолла. Короли выбрали живой мусор и бросили под огонь и сталь, ожидая, что мы обрушим на них наше самое действенное оружие. И хотя, наверное, под стеной лежало тысяч пять трупов, а с нашей стороны – ни единого убитого, битва не казалась выигранной.
Совсем.
Глава 31
Драджи выслали против нас «малышей», и те проплавили дыры в нашей гребаной стене. Драка вышла суровой. Нас выручила Эзабет, обвалившая на магов фос. Мы заткнули дыры трупами.
Мы громоздили их так высоко, как могли, быстро разгружали похоронные повозки. Полезное занятие. Отвлекает живых. Те двигались устало, медленно. Черт возьми, да я у камней в Мороке видывал побольше энергии. Ничто так не выматывает, как драка за свою жизнь. Полностью выкладываешься с каждым ударом – ведь он может оказаться последним.
На стене все затихло – по крайней мере, никто не стрелял. Со стены полезли вниз зеваки, поглядеть на свеженькие проплавленные дыры. Наверху многие солдаты и не подозревали о том, что стена не в порядке. Инженеры оценили, сколько она еще выдержит. Похоже, она еще могла спокойно стоять и с пушками, и с солдатами на ней.
– Нужно разобрать дома и заполнить туннели щебнем, – предложил капитан с шикарным плюмажем на шлеме.
У офицеров забавная особенность: чем меньше людей у них под началом, тем больше здравых мыслей в голове. Я своих людей для работы предлагать не стал, а вместо того спросил:
– Как остальные дыры?
– Их всего пять, – ответил капитан. – Две к северу от вашей обвалились сами. Может, они же и прикончили «малышей», которые их сделали. Самую дальнюю на юге удержали гренадеры «Черного лебедя». В пятой дела пошли плохо.
– Насколько?
– Мы потеряли две сотни людей, загоняя драджей назад, послали три боевых спиннера, чтобы унять «малыша», а он убил двоих. Такой крохотный мальчишка, не больше десятилетнего. Как мой сын.
– Эти мелкие ублюдки гораздо старше, чем выглядят, – указал я.
– Здесь все ваши ребята? – просил капитан.
– Все, что выжили, – ответил я.
Снова потянулось ожидание – как обычно. Таверна на краю площади манила теплом и выпивкой. Я купил моим бочонок эля. Меня опять пробрало, и, чтобы разогнаться, я опрокинул кружечку. Пошло отлично. Ненн кинулась на эль так, будто он собрался скиснуть через пять минут. Я повздыхал, немного пожалел себя, затем постарался не думать вообще ни о чем. Эль – он здорово помогает не думать.
Эзабет с Дантри сидели в углу сами по себе. Многие пытались угостить Эзабет, слали выпивку – все знали, что она творила на стене, но Эзабет отказала всем. Черт возьми, я отродясь не видел спиннера сильнее ее. В конце концов я подсел к ним.
Дантри выглядел унылым, Эзабет – изнуренной и замученной. Она расстелила перед собой бумаги и скребла по ним пером с такой яростью, что прорывала их. Чернила расплывались на сыром листе.
– Выше нос, – посоветовал я. – Мы еще держимся. После такого дня, как сегодняшний, этим могут похвастаться далеко не все.
– Дантри все вывел, – стеклянно и сонно глядя сквозь меня, выговорила Эзабет. – Он разобрал работу Малдона. Столько труда – и все напрасно. Чепуха. Малдон взял детский стишок, формализовал его, похоронил под полудюжиной уравнений, изуродовал до потери вразумительности.
– Может, мы ожидали слишком многого от человека, писавшего своим дерьмом на стенах? – предположил я. – Кстати, какой стишок?
– Тот самый, что Глек послал мне раньше: «Сердце черно, ледяное оно, только песне пробиться дано».
– «Днем не умру, а ночью усну, только малыш достанет луну», – закончил я.