Черные кувшинки

От ловушки за милю несло трупным ядом. Этот непереносимый запах коснулся моих ноздрей. Я думала, что навсегда забыла его, но нет. Такое не забывается. Он не оставил мне выбора. Голосом заботливой медсестры я сказала:

– Я прожила ту жизнь, которую выбрала для себя сама, Жак. Ту жизнь, какую заслужила. Благодаря тебе, Жак. Благодаря тебе.

Жак облегченно выдохнул. Можно подумать, ему сейчас явился сам апостол Петр и сообщил, что его имя внесено в списки допущенных в рай. Так что можно спокойно умирать. Его вид меня встревожил. Он вытянул руку и принялся шарить на ночном столике, как будто что-то искал. Столкнул на пол стакан с водой – тот упал и разбился. По полу потекла тонкая струйка.

Я встала – надо собрать осколки, взять тряпку, вытереть лужу. Но он опять поднял руку:

– Подожди, Стефани. Подумаешь, стакан. Ерунда. Помоги мне. Посмотри у меня в бумажнике, на столике…

Я подошла ближе. Под тапочками хрустело стекло.

– Открой его, – попросил Жак. – Там, рядом с карточкой социального страхования, вставлена твоя фотография. Видишь, Стефани? Подсунь под нее палец…

Я целую вечность не открывала бумажник Жака. И правда, на меня смотрела моя собственная фотография. Снятая лет сорок назад, не меньше. Неужели это я? Неужели это у меня были такие огромные фиалковые глаза? Эти губы бантиком? Эта перламутровая кожа, освещенная ласковым солнцем Живерни в ясный день? Я и забыла, какой красавицей была. Выходит, надо дожить до восьмидесяти лет и превратиться в сморщенную старуху, чтобы наконец это осознать.

Я сунула под снимок указательный палец. Под снимком был спрятан маленький плоский ключ.

– Ну вот, теперь я спокоен, Стефани. Я могу умереть спокойно. Теперь я могу тебе признаться. Я сомневался. Я сильно сомневался. Это ключ от сундучка. Я всю жизнь носил его с собой. Теперь ты можешь открыть сундучок. Думаю, ты все поймешь. Но я надеюсь, мне еще хватит сил все рассказать самому.

У меня задрожали руки. Они дрожали гораздо сильнее, чем у Жака. Меня охватило ужасное предчувствие. Мне стоило неимоверного труда вставить ключ в замок и повернуть его. Наконец замок щелкнул, отомкнулся и упал на постель вместе с ключом. Жак мягко накрыл мою руку своей ладонью, словно просил подождать еще немного.

– Тебе был нужен ангел-хранитель, Стефани. Так получилось, что этим ангелом-хранителем стал я. И я всегда старался как можно лучше делать свою работу. Поверь мне, это не всегда было легко. Иногда мне казалось, что у меня ничего не получится. Но, как видишь, в конце концов… Ты меня успокоила. Я справился. Помнишь, Стеф…

Жак закрыл глаза и долго лежал так.

– Помнишь, Фанетта? – после минутной паузы спросил он. – Можно я в последний раз назову тебя Фанеттой? За семьдесят лет я ни разу не посмел… После тридцать седьмого года – ни разу. Видишь, я все помню. Я был твоим ангелом-хранителем. Все эти годы. Верным. Покорным. Деятельным.

Я ничего не сказала. Мне было трудно дышать. Мной владело одно желание – открыть этот алюминиевый сундучок и убедиться, что он пуст, а весь монолог Жака – не более чем бред, спровоцированный уколом доктора Берже.

– Мы с тобой родились в один год, – продолжал Жак тем же тоном. – В тысяча девятьсот двадцать шестом году. Ты, Фанетта, четвертого июня, за шесть месяцев до смерти Клода Моне. Как нарочно. А я – седьмого, то есть через три дня после тебя. Ты жила на улице Шато д’О, а я – на улице Коломбье, через несколько домов от тебя. Я всегда знал, что наши судьбы неразрывно связаны. Что я послан на эту землю, чтобы охранять тебя. Чтобы, как бы это выразиться, отодвигать ветки у тебя на пути.

Отодвигать ветки? Боже мой, Жак заговорил метафорами, что ему абсолютно не свойственно. Он сведет меня с ума. Не в силах больше сдерживаться, я открыла сундучок. И он тут же выпал у меня из рук, словно в один миг нагрелся до белого каления. Его содержимое рассыпалось по постели. И мое прошлое бросилось мне в лицо.

Я с ужасом смотрела на три мастихина фирмы Winsor & Newton. Я сразу узнала крылатого дракона на рукоятке. По бокам от коня темнели два засохших коричневых пятна. Мастихины и сборник стихов Луи Арагона. Мой экземпляр всегда стоял в книжном шкафу у меня в спальне. Я и представить себе не могла, что у Жака есть свой. Еще один экземпляр книги, которую я так часто читала своим ученикам в школе в Живерни. Страница сто сорок шесть. Стихотворение «Кувшинки». Я вцепилась в книгу, словно это была Библия. Пальцы отказывались слушаться, пока я ее листала. Где страница 146? Вот она. Загнута уголком. Но что это? Внизу страницы зияет дыра. Небольшая, не шире сантиметра. Кто-то аккуратно вырезал ровно одну строчку. Первый стих двенадцатой строфы. Самый известный…

Преступно мечтать…

Я ничего не понимала. Ничего. Я не хотела ничего понимать. Мозг отказывался складывать воедино элементы этой головоломки.

Раздался бесцветный голос Жака. Он словно обдал меня ледяной водой.