Читаем Черные лебеди полностью

— А дальше все было, как в сказке. Вышел он на узкоколейку. На ней стоял состав с углем. Слабый паровозишко не мог осилить подъем. Кругом — ни души. Что остается делать человеку, если позади верная смерть, а впереди какие-то крохи надежды на жизнь. Уж так, видно, устроен человек, что сам, добровольно, никогда не пойдет под топор. Он может умереть во имя великой идеи, отдать жизнь в борьбе за светлые идеалы, но просто так, ни с того ни с сего, вернуться в лагерь и сказать: добейте меня, как собаку, — он не может. Это противоречит человеческой природе. Замнарком поступил, как поступил бы всякий, оказавшийся в его положении. Он решил жить. А чтобы жить, залез в вагон и почти с головой зарылся в уголь. На счастье его, уже третий день мела поземка. Она тут же замела следы. Да и трупы расстрелянных из-за суматохи со светом никто не считал. Наутро пошла в Москву шифрованная радиограмма о том, что приказ выполнен и что письменный доклад об исполнении направлен с нарочным. В списке «умерших», отправленном с нарочным, стояла фамилия, имя, отчество и лагерный номер замнаркома. Список был подписан несколькими официальными лицами, в том числе и лагерным врачом.

Дмитрий совсем забыл, что еще полчаса назад он должен быть дома — Ольга просила помочь ей перевести трудный английский текст. Перед глазами расстилалась заснеженная тундра, была непроглядная полярная ночь. Перед ним, как живое, стояло лицо замнаркома. Он сам придумал его черты. Лицо было обветренным, суровым, худощавым. Мужество, решительность, последний вызов судьбе — все было написано на этом лице. Такими Дмитрий представлял себе старых моряков, попавших в опасные кораблекрушения, героев Джэка Лондона…

— Его поймали?

— Ему фантастически повезло. В истории нашего лагеря еще не было случая, чтобы хоть один человек убежал на юг, в Россию… Оперативные отряды работали так искусно, что ни один смельчак не отходил от лагеря дальше, чем на пять-шесть километров.

— А на север уходили?

— Уходили. Но куда бежать? В Ледовитый океан? Как правило, те, кого сразу не поймали, все равно погибали — от холода, голода, от волков.

— А этот побег? Неужели удался?

— Представь себе! Замнарком благополучно доехал до Кирова. В Кирове, на его счастье, была ночь, уже не полярная, но наша, российская, темная и дождливая осенняя ночь. Вылез чуть живой из угля, где-то у раненых выпросил одежонку, те облачили его во все солдатское, отмылся кое-как, в эшелонном медпункте ему перевязали рану и он вместе с солдатами добрался до Красноярска.

В Красноярском крае жила родная сестра замнаркома. Муж ее погиб в первые дни войны, сама работала в колхозе, растила ребенка. И вот ночью замнарком явился к сестре. Та так и ахнула. Пришел, как с того света. Четыре года — ни слуху ни духу, думала, что давно в живых нет. Встретились — наплакались вдоволь, потом до утра говорили. Брат ничего не утаил от сестры. После смерти мужа старший брат, кроме сына, был ей единственным родным человеком на всем свете. Но стоило сестре подумать: кто он и что его ожидает — ее охватывал ужас. Брат успокаивал сестру. Утром он пойдет в сельский Совет и заявит, что прибыл на окончательную поправку после ранения. «Если спросят документы — скажу, что потерял в дороге. Спросят: «Почему явился не к жене и детям?» — тоже есть ответ: «Семья до войны жила под Киевом, там сейчас немцы. Что сейчас с семьей и где она — ничего не знаю. Вот и приехал к родной сестре. Кроме нее родных больше нет».

Как решил замнарком, так и сделал.

Председателем сельсовета был парень доверчивый, бесхитростный. Рассказ принял за чистую монету. И тут же написал записку председателю колхоза, чтоб тот выделил раненому воину два пуда муки.

Рана постепенно заживала, лечил сельский фельдшер. Еще до того как окончательно зажила, замнарком стал с утра до вечера пропадать в колхозной кузне, помогал старенькому кузнецу. Когда поправился окончательно — подал заявление в колхоз. Приняли единогласно. Все считали, что деду Акиму Бог послал достойную смену. Но самое страшное было впереди: предстоял разговор в военкомате. Там наверняка спросят: кто ты, откуда, в каких частях воевал, где был ранен, в каком госпитале лежал… Тысячи непредвиденных вопросов не давали замнаркому покоя. Но и тут пронесло. На фронте становилось туго, все было поставлено на карту. Стали призывать и нестроевых, и пожилых. Так что и в военкомате легенде кузнеца поверили. Медицинская комиссия осмотрела зажившую рану, признала годным к строевой службе. С командой призывников замнарком был отправлен в Красноярск. Это было весной сорок второго года. А через неделю — фронт. Солдат гвардейского пехотного полка. В первом же бою замнарком отличился и был представлен к награде.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже