Читаем Черные лебеди полностью

Вспомнив один курьезный случай с Зоновым, Шадрин рассмеялся.

— Что смеешься? — спросил Зонов, приглаживая ладонью густые темные волосы.

— Вспомнил, как ты однажды набрел на квартиру народного артиста Барханова. Здорово ты напугал суеверного старика, когда предложил ему на случай неожиданной смерти застраховать жизнь.

Теперь смеялся Зонов. В его памяти живо всплыл первый день работы в Госстрахе и поглупевшее, испуганное лицо человека, который никак не мог понять, почему он может случайно умереть. Георгий же, узнав в пожилом мужчине известного артиста Барханова, тоже растерялся и, словно оправдываясь, неуверенно бормотал: «Ну, знаете… Всякое может случиться… Под трамвай можете попасть, когда на работу едете… А шпана?.. Вы знаете, сколько ее развелось? Всякие бывают случаи. А то и… чего доброго — разрывчик сердца… В наш-то век стрессов… Умирают часто! Особенно артисты и писатели. Вот, к примеру, недавно скоропостижно скончался комик Перепелкин!»

Такой напор агента Госстраха еще больше насторожил и испугал артиста. Он молча открыл дверь и, взглядом показав Зонову на выход, учтиво извинился и объяснил, что человек он хоть и не очень старый, но суеверный и скоропостижно умирать пока не собирается, а если застрахует жизнь, то, зная свой мнительный характер, все время будет ходить и думать о смерти.

Как только захлопнулась дверь, Георгий понял, что наговорил глупостей, что агитировать нужно было бы тоньше, не пугать кладбищем. Вниз по ступенькам он почти сбежал, преодолевая каждый лестничный пролет за три-четыре прыжка. А вечером, в общежитии, рассказал товарищам о своей неудачной встрече со знаменитым артистом.

— Я и сейчас, как увижу его по телевизору или услышу голос по радио, так вспоминаю эту историю, — сказал Дмитрий.

— Это еще что! Были случаи похлеще. Однажды некая важная особа чуть ли не напустила на меня овчарку — насилу ноги унес, — сквозь смех проговорил Зонов. — Оказывается, накануне, примерно за неделю до моего прихода, квартиру этой старухи обокрали. С тех пор ей в каждом незнакомом посетителе стал мерещиться вор. Это был мой последний день работы агентом Госстраха! Отремонтировал порванные псом штаны и дал себе зарок: ни с Госстрахом, ни со знаменитостями больше не иметь дела.

Перед Зоновым затрещал телефон. Он снял трубку, и лицо его мгновенно преобразилось: из открыто-простодушного оно сделалось сосредоточенным, непроницаемым. Он отвечал односложно: «Да… Да… Хорошо…»

Положив трубку, протер платком очки:

— Министр. Завтра коллегия. Сегодня придется посидеть до полуночи, — и посмотрел на часы. — Не обижайся: давай говорить, как американцы. Время — деньги. Чем могу быть полезен?

Дмитрий вкратце рассказал о своих делах и протянул сверток с документами.

Пробежав глазами заполненные анкетные графы, Зонов дольше, чем на других, остановил внимание на графе, где было сказано, что жена Шадрина привлекалась к суду.

— Да, этот пункт анкеты как капля дегтя в бочке меда. Кадровика-перестраховщика он может насторожить.

— Не обласкали и характеристикой, — Дмитрий положил перед Зоновым характеристику.

Георгий внимательно прочитал ее, встал, прошелся по кабинету:

— Есенин в одном из своих стихов такую ситуацию выразил одной строкой, но очень образно: «Скатилась со счастья вожжа…»

Дмитрий вздохнул и горько улыбнулся:

— Ты еще ныряешь в поэзию. Мне сейчас не до нее. Мне нужна работа. Работа по душе.

— А лучше всего — по специальности, — поправил Зонов. — Ты что, думаешь, мне легко было оторваться от философии и права и впрячься в оглобли этой громоздкой канцелярской телеги? Я тоже многое в жизни делал с душой. С душой воевал, с душой писал стихи, с душой занимался наукой, всей душой любил бездушную девушку… А вот теперь у меня — работа… Ответственная работа! И только потому, что она ответственная, что она государственная, что мне часто, очень часто приходится решать судьбы людей, я стараюсь… даже очень стараюсь делать все с душой. Что ты скажешь на это?

Пододвинул Дмитрию пачку «Беломора»:

— У меня курят.

— Я бросил, — хмуро сказал Шадрин, раздумывая над смыслом слов, сказанных старым другом, который всегда отличался от своих сверстников и товарищей по университету умом ясным, точным и глубоким.

— А я не могу. Слаб. Не хватает пороху.

Вошла секретарша и положила на стол какую-то бумагу. Зонов подписал ее не читая и, дождавшись, когда за секретаршей закроется дверь, подошел к Дмитрию, в упор разглядывая его:

— Рассказывай, как дошел до такой веселой жизни? За что на тебя взъелся Богданов? Только давай условимся, и чтобы без обиды: если меня вызовет руководство — сразу же разговор перенесем на вечер. Иногда вечер бывает мудренее утра. Где-нибудь там, — Георгий махнул рукой на окно, — на нейтральной полосе. За низеньким столиком в «Узбекистане».

Дмитрий начал рассказывать о своих неладах с Богдановым.

Зонов внимательно слушал и время от времени обеими руками поправлял очки. Потом он энергично, словно припомнив что-то важное и неотложное, вскинул голову и набрал номер телефона:

— Петр Никифорович? Зайди на минутку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза