Черные минуты

Обыкновенно их собрания проходили мирно. Но в тот день, 18 марта, было не совсем обычное собрание. «Что стряслось?» — мысленно гадал Ранхель. Вначале ему подумалось, что шеф злится из-за критической статьи в газете, где действия полиции называли «некомпетентными». Потом он отбросил эту мысль. Пустяки. Шефу доводилось выслушивать в свой адрес гораздо более обидные слова, но он никогда не принимал их близко к сердцу.

Может быть, виной всему мэр Торрес Сабинас? Их стычки происходили чуть ли не каждую неделю. Торрес Сабинас был молодой политик, враждующий с губернатором Пепе Топете, и с шефом у него тоже не сложилось с самого первого дня. Говорили, что в мэры он пролез благодаря покровительству президента Эчеверриа. Как знать, возможно, мэр позвонил и потребовал отчета, а шефу это не понравилось. Ни один, ни второй не отличались дипломатичностью.

Когда официантка принесла восемь чашек кофе и колу, шеф показал им цветную фотографию: школа «Фробель», 2-й «А» класс. Девочка лет восьми — белая кожа, черные волосы, одета в школьную форму.

— Смотрите, — прорычал он, — Лусия Эрнандес Кампилло. Согласно заявлению матери, исчезла пятнадцатого января. Кто брал у нее показания?

Все посмотрели на Вонга, но тот умоляюще загородился ладонями — не он, мол, понятия не имею, о чем вы говорите. Остальные начали в недоумении переглядываться, и никто не хотел взять на себя ответственность. Шеф аж запыхтел от злости. Тогда Траволта поднял мясистую руку.

— Ах, это ты. Почему у тебя висяк?

Тот, кому доводилось бывать в подобной ситуации, знал, что вопрос риторический, что ответа на него не существует. Однако представить шефу отчет Траволта был обязан, и его отсутствие могло быть вызвано двумя причинами: халатностью или соучастием, и обе они заслуживали наказания.

— Почему ты замял это дело? Нарочно?

— Нет, сеньор, у меня было много другой работы, и эта папка затерялась среди прочих у меня на столе.

— Два месяца прошло, — покачал головой Гарсиа, — а ты даже не упомянул об этом. Сегодня в три ночи мне позвонил помощник губернатора, от него-то я и узнал.

Шеф имел в виду сеньора Хуана Хосе Чурруку, недостойного человека, члена мафии в правящей партии, настоящего змея среди змей. Прозвище его было Уррака — Сорока — из-за его длинного носа и любви к деньгам. «А Чуррука какое имеет к этому отношение?» — недоумевал про себя Ранхель.

Шеф бросил фотографию Траволте:

— Свяжись с родителями сегодня же. Чтоб в два часа отчет был у меня.

— Есть, сеньор.

Когда Траволта наклонился, Ранхель заметил, что он лысеет — на макушке уже образовалась плешь. Стало даже жаль его. А шеф тем временем закурил свою первую за день «Рейли», глубоко затянулся и выпустил густое белое кольцо дыма, опоясавшее их, как гирлянда. Когда дым немного рассеялся, он заговорил:

— Есть у нас еще дела об убитых детях, о которых мне ничего не известно?

Шеф оглядел каждого по очереди. Все молчали. Потом он долго стряхивал пепел с сигареты.

— Лолита, раздай папки.

Когда детективы начали открывать папки, послышался громкий шепот удивления. Ранхелю не терпелось узнать, что там внутри, но папки ему не досталось. Пришлось спрашивать у Евангелиста, сидевшего рядом. Евангелист открыл свою папку и сделал вид, что читает:

— Покайтесь, ибо конец света близок. Покайтесь и уверуйте в Евангелие.

— Перестань, придурок. — Ранхель вырвал у него папку. С тех пор как Евангелист стал мормоном, он все время говорил о религии, не понимая, что страшно бесит коллег.

Сверху лежал доклад Ранхеля, а под ним — такой же по размеру журнал модного дизайна, отпечатанный желтым шрифтом.

— Это доставили мне в губернаторском самолете, — объяснил шеф, — полчаса назад. Журнал «Просеко». Там пишут о нас.

Когда центральная газета или журнал критически отзывались о событиях, происходящих в штате, губернатор заботился о том, чтобы этот выпуск не попал в продажу. Он посылал людей скупить весь тираж, и таким образом местное население оставалось в неведении относительно безобразий, которые допускают их власти.

Итак, на тридцатой странице был опубликован материал о Паракуане. «Маньяк продолжает убивать, пользуясь некомпетентностью полиции». Там же была помещена фотография, сделанная Чиланьей через окно туалета — Ранхель и доктор Ридуара заглядывают в кабинку, где находится труп.

— Ранхель, да ты становишься знаменит, — шепнул Проф, наклоняясь к нему.

Статья была редакционная, «по репортажу Джонни Гурреро». «Чтоб он сдох, этот Джонни, — мысленно возмутился Ранхель, — он делает карьеру за мой счет».

Пока он рассматривал снимок, шеф показал им первую полосу «Ла Нотисии»: «Жуткая находка в центре города». Эти напечатали шесть фотографий из туалета, и на трех был Ранхель. «Ну попал я, — думал он, — теперь они меня заклюют, эти стервятники».

Подняв голову, он поймал на себе взгляд Траволты. Сукин сын просто умирал от зависти. Траволта обожал фотографироваться, а Ранхель, вслед за дядей, считал, что полиция должна работать незаметно. Будь его воля, он запретил бы все эти пресс-конференции и пресс-релизы, создающие шумиху вокруг расследования.