Чёрные очки (aka "Проблема с зелёной капсулой")

Но кто из зрителей заменил Эммета? Это несложно определить. Мисс Уиллс отпадает по очевидным причинам. Профессор Инграм — по минимум трем причинам: он сидел дальше всех от окон музыкальной комнаты на стуле, указанном ему Чесни, у него лоснящаяся лысая голова, а кроме того, Чесни едва ли выбрал бы в помощники человека, которого больше всего хотел обмануть.

А вот Хардинг... Рост Хардинга — пять футов девять дюймов. Он и Эммет худощавые и приблизительно одинакового веса: Хардинг — одиннадцать стоунов, Эммет — одиннадцать стоунов восемь фунтов. У обоих гладкие темные волосы. Хардинг занимал крайнее место слева — вероятно, наихудшую позицию для съемки представления, но предписанную ему Чесни и в двух шагах от окон. Наконец Хардинг стоял с кинокамерой, прижатой к глазам, — таким образом, правая рука, естественно, скрывала правую сторону его лица. Согласны?

— Да, — мрачно сказал профессор Инграм.

— С психологической точки зрения ничего не могло быть легче такой подмены. Разницу в росте не должны были заметить, так как Хардинг стоял, а два других зрителя сидели. К тому же Хардинг утверждал, что Немо «согнулся», подразумевая, что согнулся Эммет. Различия в их внешности поглотила темнота. Хардинг красив, а Эммет был на редкость уродлив, но это не было заметно, так как рука Эммета скрывала лицо. Очевидно, вы едва смотрели на него, иначе не могли бы видеть происходящее на импровизированной сцене. Заявление, что вы видели и Хардинга, и сцену, содержит внутреннее противоречие. Вы говорите, что видели Хардинга «краем глаза», и это правда, но вы видели только фигуру, и ничего более. Вы видели Хардинга, потому что ожидали его увидеть.

Темнота замаскировала и другой психологический трюк, который, как я думаю, с вами сыграли. Вы утверждаете, что человек, держащий кинокамеру, говорил громко. Предполагаю, что это не так. Психологический эффект темноты во время спектакля состоит в том, чтобы заставить людей автоматически говорить шепотом. Но шепот звучит как обычные голоса, а иногда как очень громкие, если пойдете в театр и услышите, как какой-нибудь идиот начинает болтать позади вас. В действительности это всего лишь шепот, но понять это можно только при сравнении с обычными голосами. Поэтому я предполагаю, что слова «Ш-ш! Человек-невидимка!» оператор произнес шепотом. Вы были обмануты, потому что все голоса звучат одинаково, когда шепчут. Вы слышали голос Хардинга, потому что вам не приходило в голову, что это может быть голос кого-то другого.

Фактически для роли другого сообщника Хардинг — единственный разумный выбор. Чесни не выбрал бы вас, профессор Инграм, с которым спорил годами. Он не выбрал бы и вас, доктор Чесни, с которым спорил всю жизнь, даже если бы то, что вы одного роста с Эмметом, не исключало вас с самого начала. Нет, он бы выбрал почтительного лизоблюда Хардинга, который ловил каждое его слово, льстил его тщеславию, верил в его теории и, самое главное, обладал кинокамерой, которая могла оказаться полезной во многих отношениях.

Это приводит нас к еще одному указанию на Хардинга. Если мы слышали о чем-то постоянно в этом деле, так это о крайнем почтении, которое Хардинг никогда не переставал выказывать Маркусу Чесни. За исключением одного случая, когда этого, казалось, менее всего следовало ожидать. Это представление было гордостью Чесни. Он относился к нему с величайшей серьезностью и ожидал, что все будут поступать так же. Но в один из кульминационных моментов — драматического появления доктора Немо из французского окна — так называемый Хардинг, которому велели хранить молчание, насмешливо прошептал: «Ш-ш! Человек-невидимка!» Такая внезапная несерьезность по отношению к Чесни выглядела странно. Это могло вызвать смех и испортить все шоу. Тем не менее так называемый Хардинг произнес это.

Через минуту я объясню вам, почему одно это замечание доказывает виновность Хардинга. Но сначала я всего лишь подумал: «Тут что-то не так. Это Уилбер Эммет изображал Хардинга, находясь среди зрителей. А так как столь же маловероятно, что Эммет стал бы подшучивать над затеей Чесни, как и Хардинг, значит, это замечание было предусмотрено заранее». Даже эти слова были частью шоу, и мы возвращаемся к прежнему вопросу: «Кто из людей (один или несколько) говорил? Что именно было сказано?»

Я не забегаю вперед, а излагаю события в точной последовательности. Именно в таком направлении работали мои мысли, когда Эллиот впервые рассказал мне о происшедшем. Сначала я не осмеливался слишком обнадеживать его предположением о виновности Хардинга...

Доктор Чесни уставился на него.

— Обнадеживать? — с подозрением осведомился он. — А почему он должен был надеяться, что Хардинг виновен?

Доктор Фелл с раскатистым звуком прочистил горло.

— Хм... Я обмолвился. Вы позволите мне продолжать? Даже на той стадии, не думая о мотиве и иных соображениях, кроме самой механики преступления, было очевидно, что Хардинг мог играть роль доктора Немо.