– Тебе и не надо – я сама могу соединить точки. Записи не совпадают во всех деталях – оно и понятно, корабли находились не в одной и той же области пространства, – но все равно есть с чем работать, верно? Она заставила тебя использовать эти журналы, чтобы взломать личный шифр Босы.
Паладин прекратил трещать и мигать огоньками.
– Я сделал что-то не так, мисс Адрана?
– Нет… ничуть. Ты отлично справился. Если Боса шифровала свои записи, будет справедливо отыскать способ их прочитать.
Я все еще держала в руках журналы. Оба были с застежками, и если бы они оказались заперты, это был бы конец истории. Но Фура оставила журналы незастегнутыми. Я открыла один и пролистала множество страниц, исписанных тем же угловатым почерком, пока не дошла до середины, где страницы стали пустыми.
Личный дневник Босы Сеннен, подумала я. Вероятно, прервавшийся в тот момент, когда ее угораздило во второй раз столкнуться с моей сестрой.
Я снова пролистала густо исписанные страницы. Оттенок чернил то и дело менялся, но, похоже, все записи были сделаны одной рукой. Не стоило этому удивляться. Если Боса вела журнал так же долго, как выслеживала корабли, ей потребовалось гораздо больше одного тома, чтобы записывать свои размышления. Это всего лишь последний из них, и, без сомнения, если бы я могла взглянуть на более старые версии, стали бы очевидными свидетельства того, как личность Босы перемещалась из одного тела в другое. Если бы не вмешалась Фура, вскоре один из этих дневников оказался бы заполнен моим почерком.
На страницах, покрытых сплошным текстом, глазу не за что было зацепиться. Разве что время от времени встречался фрагмент, подчеркнутый красным. Я очень хорошо знала этот оттенок, как и все мы. Это были особые чернила Фуры, те самые, которыми она писала «Истинное и точное свидетельство».
Я поднесла книгу поближе к глазам; щурясь, всматривалась в те места, которые она подчеркнула. Всегда одна и та же последовательность символов, с незначительными отличиями.
Определенное слово, определенная фраза, решила я.
Я вернула журнал на место, положив сверху пистоль, как было, когда я пришла.
Затем открыла вторую книгу. Хватило одного взгляда, чтобы узнать почерк Фуры. Он изменился с тех пор, как мы были детьми, но не сильно. Хотя ей приходилось заставлять свои жестяные пальцы двигать пером, это было явно легче, чем научиться писать другой рукой. Строчки были вдавлены в страницы, словно некое послание, начертанное на камне. В них ощущалось что-то напряженное, сжатое, как будто вся ярость и разочарование перешли из пальцев в чернила, а теперь ждали своего часа, как взведенный капкан.
Я переворачивала страницы. В тишине каюты они издавали скользкий шелест, как при заточке ножниц. Я прислушивалась к топоту по корпусу, ловила признаки возвращения бригад в шлюз, но пока что поблизости от меня никого не было.
Записи были фрагментарными, а не последовательными. Последняя часть книги пустовала, но и по всему тексту имелись пробелы, ни одна страница не была заполнена сверху донизу. Я предположила, что Фура переводила отрывки из дневника Босы. Не систематически, с самого начала, а по частям.
Я снова открыла первый журнал и сверила тексты. Если на одной странице было три подчеркнутых раздела, то на соответствующей странице книги Фуры – три фрагмента. Если подчеркнутые разделы отсутствовали, страница оставалась пустой.
Я прочитала некоторые переведенные фрагменты, и полные предложения встречались редко.
Мне стало холодно. Я знала, что держу в руках вещь, которую Фура не торопилась мне показывать, и следовало бы положить журнал обратно на стол, прежде чем я увижу то, о чем буду сожалеть.
Но я ничего не могла с собой поделать.
– Пистоль или пистоли, – прошептала я вслух. – Вот как ты это делаешь. Выискиваешь эти слова и отталкиваешься от них. Верно, Паладин?
– Я всего лишь сделал то, о чем меня попросили, мисс Адрана.