Черные перья. Работа для гробовщика

Сцена в целом носила комичный характер, сверху все представлялось слишком широким и словно немного приплюснутым, как на одной из абсурдных карикатур, но в то же время пугающе реалистичным.

Пока Фрэнсис стояла, глядя вниз, по керамическим плиткам раздался топот. Прибыли полицейские фотографы. Их быстрые и уверенные шаги всколыхнули что-то в ее памяти, и она крепче вцепилась в полированное дерево перил.

Совсем недавно она так же прижималась к той же балюстраде, вглядываясь в сероватую тьму внизу, и тоже слышала поспешные шаги человека, пересекавшего холл. Тогда этот звук должен был только приободрить ее, и она вспомнила, к какому заключению пришла: «Это Роберт отправился на прогулку. Роберт вышел из дома, дурочка, только и всего». Роберт вышел из дома? Роберт вышел из дома! Если принять во внимание жуткую утреннюю находку, само подобное предположение казалось теперь вздорным. Роберт не покидал дома в ту ночь. Роберт – бедный, легковозбудимый, неудачливый – так и остался в зимнем саду. Неделю назад, когда она стояла здесь и вслушивалась в звуки снизу, Роберт, возможно, уже сидел в огромном стенном шкафу с поникшей головой и с нелепо скрюченными ногами.

Кто-то другой покинул дом, вышел в продуваемую ветром темноту, и крупные капли дождя хлестали его, заставляя плотнее укутываться в свой плащ. Кто-то другой… Но кто?

С появлением нового персонажа в холле снова возникло оживление. Присутствующие повернулись в сторону человека, медленно вошедшего со стороны портика над крыльцом. Фрэнсис вздрогнула, узнав его.

Она навсегда запомнила Дэвида таким, как он выглядел в тот момент. Но не потому, что не осознавала прежде, насколько глубоко влюблена в него. И не оттого, что его появление показалось ей имевшим некое особое эмоциональное значение. Просто он мгновенно запечатлелся в ее памяти – живой и целостный портрет, который уже никогда не померкнет в ее сознании.

Дэвид Филд тихо вошел в вестибюль, как всегда простой и дружелюбный, немного сутулясь из-за высокого роста. Огляделся вокруг со слегка удивленным выражением лица, придававшим ему дополнительное обаяние, а потом внезапно посмотрел вверх, будто знал наверняка, где искать Фрэнсис, и поднял руку в приветственном жесте.

И сразу все взгляды устремились на нее, а она поспешила спуститься вниз, сознавая, насколько бледна, испугана и деморализована от только что посетившей ее жутковатой мысли. Норрис что-то сказал мужчине с сединой в волосах, и тот шагнул ей навстречу. Фрэнсис понятия не имела, кто он такой, и даже после того, как мужчина представился, его имя и высокое звание старшего детектива-инспектора не произвели на нее впечатления. Зато она сразу распознала властность в его лице и прямоту и честность в маленьких наблюдательных глазах. Черты, которые неизменно сочетаются в людях его профессии с жестокостью, а потому производят на собеседников устрашающий эффект.

– Вам лучше вернуться наверх и подождать немного, мисс Айвори, – он говорил с еле заметным шотландским акцентом.

Ее мнения он не спрашивал, а попросту отдал распоряжение, вежливое, но подлежавшее обязательному исполнению. Фрэнсис кивнула и посмотрела на Дэвида Филда.

– Вы мистер Филд, не так ли? – обратился полицейский к художнику. – Одну минуточку, мистер Филд. Мне необходимо побеседовать с вами.

Фрэнсис увидела, как удивленно взлетели вверх брови Дэвида, и заметила легкую улыбку, осветившую его лицо, прежде чем он повернулся к ней и состроил забавную гримасу. Это стало своевременным и ободряющим поступком с его стороны, демонстрацией понимания ее ошеломленного состояния. Фрэнсис мысленно поблагодарила его, однако стоило ей отвернуться от Дэвида, как на нее нахлынула волна новых и самых страшных подозрений.

– Я слышала, как он выходил из дома в тот вечер, – с горячностью говорила она Габриэлле через несколько минут, снова стоя около ее постели. – Лично для меня все ясно. Дэвид тогда первым покинул дом. Я слышала щелчок замка, как только оказалась на верхней площадке лестницы. И лишь минут через десять кто-то другой быстро прошел из коридора со стороны зимнего сада, а затем тоже вышел через парадную дверь.

– Да, – отозвалась Габриэлла, – вот только подобные звуки обманчивы в ночном мраке.

Они были вдвоем в огромной спальне – самая юная и самая старая представительницы семейства Айвори. Долгое время обе оценивающе разглядывали друг друга. Лишь через много лет Фрэнсис осознала, что в тот момент окончательно повзрослела.

Она отошла от кровати и встала рядом с камином. Зеленое шерстяное платье, прекрасно скроенное, как это умеют делать портные на юге Англии, обтягивало ее стройные бедра и плечи. Старуха, расположившаяся среди подушек, продолжала наблюдать за ней, и выражение глаз выдавало ее чисто женский взгляд на внучку.

– В двадцать пять лет у меня талия тоже не превышала девятнадцати дюймов, – неожиданно произнесла она.

Впервые за многие годы Фрэнсис угадала, о чем на самом деле думает бабушка.