Черные перья. Работа для гробовщика

Последний вопрос прозвучал настойчиво. Фрэнсис откинула портьеру и посмотрела вниз на узкую дорожку, которая тянулась от фасада во внутренний двор через арку, разделявшую дом и галерею. Окно находилось прямо над служебным выходом, откуда и исходил шум. Миссис Сэндерсон, экономка, стояла во дворе, а ветер обдувал ее солидную фигуру в мятом фартуке, надетом поверх нижней юбки и чулок. Она держала в объятиях плачущую девушку в настолько элегантном синем костюме, что Фрэнсис с трудом узнала Молли, одну из самых молодых служанок. Молли рыдала в голос. Модная шляпка съехала на затылок, а лицо она прятала на могучей груди миссис Сэндерсон. Перед этой своеобразно выглядевшей парой высился молодой человек, башмаки выдавали в нем полицейского в штатском. В каждой руке он держал по чемодану и был вынужден пустить их в ход, чтобы загнать женщин обратно в дом.

– Идите и поплачьте внутри, – внушал он им с добродушием коренного жителя Лондона. – Лейте слезы у очага в кухне, сделайте божескую милость, как добрые христианки. Заходите. Вот так, вот так, уже лучше. Заберите ее с собой, мамаша. Пусть идет с вами. Ну же!

– Нет. Нельзя ей здесь оставаться. Ни минуты больше. Она поступает правильно. А мне без разницы, кто вы такой. Если полисмен, то извольте предъявить ордер.

Миссис Сэндерсон использовала тон рыночной торговки, тонкий и визгливый, способный кого угодно вывести из себя, и противный, как звук ножа для рыбы, который точат наждаком.

– Боже милостивый! – воскликнула Габриэлла.

В этой фразе отчетливо прозвучал упрек, и Фрэнсис поспешно выглянула наружу.

– Могу я вам чем-то помочь? – громко спросила она.

Голос, донесшийся будто из облаков, произвел мгновенный эффект. Миссис Сэндерсон захлопнула рот, а Молли оборвала свои слезливые причитания. Полисмен в штатском поставил чемоданы на дорожку и снял шляпу.

– Получен приказ, согласно которому никто не должен покидать дом, мисс, – вежливо объяснил он.

– Ясно. Пожалуйста, вернитесь в дом, миссис Сэндерсон. И ты тоже, Молли. У вас не отнимут слишком много времени, а завтра сможете взять выходной.

Розовое, но словно намазанное черникой личико высунулось из мягкого укрытия груди миссис Сэндерсон.

– Я вовсе не собиралась брать выходной, мисс. Я решила уволиться.

– Стыдоба, – пробормотала экономка.

– Неужели? – удивилась Фрэнсис.

Все слуги Мейрика были замечательными людьми, незаменимыми в хозяйстве, так что их приход на службу или увольнение неизменно становились предметом обсуждения в семье. И поэтому столь поспешное бегство выглядело чем-то совершенно новым и из ряда вон выходящим. Однако при сложившихся обстоятельствах время и место для дебатов на подобную тему не представлялись подходящими.

– Что ж, сможете покинуть нас завтра, – пожала плечами Фрэнсис. – А сейчас возвращайтесь в дом. Я спущусь к вам.

– Да уж, пожалуйста, спуститесь, мисс, – в голосе экономки звучало много невысказанного и не слишком приятного для Фрэнсис. Она обняла Молли, которую никогда вроде бы не любила, с почти материнской нежностью.

Фрэнсис закрыла окно и подошла к туалетному столику, чтобы взять зеркало. Ее голова была настолько занята этим примечательным мелким инцидентом, что она толком не смотрела на Габриэллу, пока не склонилась через постель, подавая ей небольшое зеркальце с ручкой. Внезапная перемена во внешности старой женщины поразила Фрэнсис. Миссис Айвори сидела совершенно прямо, напоминая куклу, лицо превратилось в пожелтевшую маску. Но глаза были живыми и яркими, блестели, полные подозрительности, как глаза мыши.

– Что она сказала?

– Ничего особенного. Просто Молли, наша маленькая горничная, собирается увольняться и хотела уехать немедленно, но полицейский заставил ее вернуться… Боже мой! Бабушка! С вами все в порядке? Не лучше ли вам прилечь?

Габриэлла закрыла глаза.

– Ложитесь, дорогая моя, – попросила Фрэнсис. – Обопритесь на мою руку и откиньтесь назад.

Старуха позволила уложить себя на подушки.

– Все это утомительно, – капризно вымолвила она, но и такая фраза прозвучала утешительно, поскольку была произнесена громко и отчетливо. – Где Доротея?

– Я скоро пришлю ее к вам.

– Нет. Не надо. – Сухая рука ухватила Фрэнсис за кисть с поразительной силой. – Оставайся здесь сама.

Она лежала почти неподвижно, но крепко впилась пальцами в руку Фрэнсис. Лицо приобрело спокойное выражение, и ничто не указывало на то, что она испытывает боль. Фрэнсис сообразила: ее держали мертвой хваткой, чтобы она не ушла, а вовсе не для поддержки.

– Мне надо спуститься вниз, – тихо сказала девушка. – А к вам я все-таки пришлю Доротею.

– Нет. – Глаза Габриэллы оставались закрытыми. – Фрэнсис, тебе никогда не приходила в голову мысль, что твоя сводная сестра… немного со странностями?

Было невозможно неверно интерпретировать ее слова, а столь прямолинейный вопрос, эхом повторивший вопрос Филлиды о Роберте, застал Фрэнсис врасплох.

– Нет, – ответила она. – Нет, дорогая моя.

– Однако ты вздрогнула, милая. – Черные глаза открылись и снова пристально смотрели на нее. – Она разговаривает с тобой?