Черные пески

Монотонность существования нарушают только визиты капитана Радана. Все те же вопросы, и Темка то отвечает спокойно, то цедит сквозь зубы, то срывается на крик:

– Я не знал!

Капитан всегда остается невозмутимым. Разматывает прошедшие дни по минутам: где был, с кем виделся, когда разговаривал с Эмитрием Дином, кто присутствовал при разговоре. Может, Радан и поверил бы Темке, но тот молчит, сколько бы его ни спрашивали:

– Из-за чего вы поссорились с Дином?

Ответ «Это наше личное дело», капитана не устраивает, ничего другого Темка предложить не может.

– Я хочу тебе поверить, - говорит Святослав, - я все-таки успел узнать тебя. Ты честен, ты верен короне. Но почему вы так вовремя поссорились?

Темка молчит, щурится на крохотный огонек лампы. Его хватает лишь осветить лист бумаги.

Барон уходит, забирая с собой светильник. Темка может дальше мерить камеру шагами или сидеть на табурете, прислонившись затылком к стене. Он думает об одном и том же: как Митька решился на такое? И еще: какой же Темка дурак, что не понял сразу. О том, что будет, если ему не поверят, думать не хочется.

Всего несколько дней прошло с ареста, но они так похожи, так бесконечно длинны, что, кажется, скоро начнется осень, потом наступит зима, а для заключенного королевской тюрьмы ничего не изменится. Поэтому Темка удивился, когда открылась дверь и стражник велел:

– Выходи.

Барон Радан всегда приходил сам, лишая даже такой милости, как дорога на допрос и с допроса.

Коридор - двери, двери, двери по обе стороны - вывел к лестнице. Поднялись из подвала. Темка зажмурился. Свет, сочившийся через небольшое грязное оконце, показался нестерпимо ярким. Стало страшно: а если продержат в тюрьме месяц, два?

В комнате, большую часть которой занимали два широких стола, ждал капитан Радан. Стоял у окна, выходящего на небольшой тюремный дворик. Темка так засмотрелся на яркий полдень, что не стразу поздоровался.

Капитан кивнул и велел, указав подальше от двери:

– Встань сюда.

Отошел от окна, сел за стол, положил перед собой лист бумаги и начал перебирать перья. Темка уже знал, как тщательно капитан готовится к допросу, и терпеливо ждал.

В дверь стукнули, Радан громко откликнулся:

– Можно.

Ввели княжича, да нет, князя Дина.

Темка дернулся к побратиму. Его остановил не окрик барона, а холодный Митькин взгляд. «Дурак», - шевельнул Темка губами. Сейчас-то чего рожи строить? Друг повернулся к капитану, и Темка спохватился: вот для кого спектакль.

– Я хочу узнать, по какой причине вы поссорились. Артемий Торн?

– Я уже говорил, это наше личное дело.

– Эмитрий Дин?

У Митьки досадливо дернулся уголок губ. «Вот, наверно, корит себя, - подумал Темка, - что не придумал причину, которую еще тогда можно было прокричать всем».

– Вам же сказали: наше личное дело.

– Хорошо. Тогда у меня есть только одно объяснение, об этом я и буду докладывать королю. Артемий Торн узнал о подготовке побега для князя Дина и попытался отговорить друга. Эмитрий Дин с ним не согласился, потому и возникла ссора.

«Да, так», - был готов сказать Темка, но Митька успел первым:

– Нет.

– Боишься, что Торну придется отвечать за недоносительство? Но другой причины я не вижу. Вы поссорились из-за побега.

Капитан уже не спрашивал, он уверился в своем предположении.

– Да, - кивнул Темка. - Только я почти убедил княжича Дина отказаться от этой идеи.

– Нет, - перебил Митька. - Все было не так.

– Княжич Торн, вы поступаете совершенно верно, решив признаться.

Барон обмакнул в чернила тщательно выбранное перо.

– Да нет же! - яростно мотнул головой Митька. - Я вообще не хотел, чтобы княжич Торн знал. Незачем ему было. Я специально с ним поссорился, да. Но он-то со мной всерьез, вы что, сами не видели?

Капитан с досадой отложил перо.

– Видел. Вот и другие подтверждают: ссора была настоящей. У всех же на глазах происходило. Я знаю Торна, он бы не смог притворяться. Чем ты его так разозлил?

Митька коротко выдохнул и ответил:

– Княжич Торн влюблен. Я сказал ему по этому поводу гадость.

Ну зачем?! Пусть лучше так, за недоносительство, ведь сейчас спросит…

– Что-то я не помню никакой его симпатии, - сказал недоверчиво Радан. - И кто же она?

– А как вы думаете, барон Святослав, почему о ней знал только я? Наверное, есть причины. Даже если вы будете настаивать, ни я, ни княжич Торн не скажем вам ее имени. Думаю, Артемий скорее согласится пойти под суд.

– Торн? Шакал побери!

– Да.

В глазах барона - сомнение. И желание поверить. Он снова взял перо.

– Оленем-покровителем клянусь, - устало сказал Темка, понимая, как нелепо должно все выглядеть в глазах барона. Как глупо и смешно по сравнению с побегом королевского заключенного.

– Но все-таки - кто она?

– Пишите, капитан Святослав: «Я, Артемий Торн из рода золотого Оленя, признаю, что знал о планах Эмитрия Дина».

Радан отшвырнул перо.

– Дурак! Простите, княжич.

Темка шагнул вперед - почувствовал, как за спиной напрягся охранник, - поднял и положил на стол перо.

– Пишите. Ничего другого я не скажу.

– Ты же только что клялся своим покровителем.