Черные псы пустыни

— К Тигру, стало быть. — Она обратилась к Лагассар: — Сообщите Бел, что через десять дней выступаем. — Затем, повернув голову к Кишару: — Как твоя нога?

— Нормально.

— Отлично. Тогда пойдем загоним этих скотов.

Кадим чувствовал погоню. Вот уже полчаса сзади раздавались голоса. Слов было не разобрать, но ветер доносил звуки переклички преследователей.

Он бежал уже пять часов. Все тело горело. Мышцы болели, кололо под ребрами. Пятки вздулись от непрестанных ударов о твердую почву. Он перепрыгнул через заросли крапивы, стараясь приземлиться помягче, и продолжил путь.

Много раз он подумывал спрятаться в густом кустарнике, затаиться и переждать, пока нифилимы пробегут мимо. Но луна… Слишком светло. Догонят и убьют, и ничего тут не поделаешь. Он голоден и слаб, оружия у него нет. Просить о милости бесполезно. Преследователям нужна лишь его голова, а мертвое тело бросят прямо на месте.

Будь проклят день, когда он подался в торговцы. Сидел бы дома, крестьянствовал, как все его предки. Так нет же, в Кан-Пурам потянуло! Какая глупость. Родители так и не узнали, что на караван напали, а его самого взяли в плен.

Перед Кадимом возник большой холм. Обойти его не удастся. Он побежал по склону и почти сразу услышал за спиной:

— Вон он, на холм ползет!

Сердце Кадима сжалось. Женский голос.

У самой вершины беглец пошатнулся. Ужасная боль пронзила бок. Как будто в спину воткнулось копье. Дыхание стало жарким, влажным и едким.

Тот же голос:

— Быстрей! Он уже у нас в руках.

Кадим старался не обращать внимания на крики и боль в боку.

— Все, не уйдешь! — доносилось сзади.

Теперь Кадим и сам понял, что пропал. Сил больше не было. Ночной воздух охлаждал, но не освежал. Единственная надежда — добраться до гребня холма и скатиться вниз. Выиграть минуту-другую.

За холмом блеснула река, длинная серебристая змея, лениво ползущая с северных гор. Что-то встрепенулось в груди раба.

Еще два-три шага… Но тут большой палец правой ноги зацепился за спутанный клубок засохшей травы. Падая, Кадим заметил лунную рябь на поверхности воды. Река исчезла, он уткнулся лицом в землю, из носа хлынула кровь.

Перед глазами возник коричневый кожаный сапог, зашнурованный почти до колена. Женская нога. Шорох железа, извлекаемого из деревянных ножен. Острый кончик меча медленно коснулся земли и еще медленнее поднялся и исчез.

Из травы взлетела ночная бабочка. Серые крылья, как будто заржавевшие по краям, увлекли ее в направлении реки, к свободе. Кадим проводил ее взглядом.

На затылок обрушилась неимоверная тяжесть. Кадим успел удивиться. Он ожидал горячего, как укус осы, прикосновения. Но ощутил только холод.

Глава 3 Зиккурат Каллы

Темные глаза выглядывали из редкой листвы дуба, прильнувшего к юго-западной стене четырехъярусного зиккурата богини Каллы. Чахлые желтые листья, опадающая кора… Но умирающее дерево не прекращало сопротивляться смерти.

Вообще этот широколиственный дуб выглядел здесь, посреди выжженной солнцем глинистой равнины, совершенно неуместно. Даже истинные питомцы пустыни, каменный дуб и мастиковое дерево, чувствуют себя неуютно в этой местности. Растению нужны дождь, прохладный ветерок, жирная почва. Но искра жизни не угасала, и на нижних ветвях, в тени побуревших листьев и засыхающих веток, распускались свежие почки.

По тропе, ведущей к зиккурату, шагали двое жрецов. Первый, поменьше ростом, нес за плечами вязанку хвороста, а в руке сжимал топор. Его прочная куртка была сильно испачкана.

У второго в руках не было ничего, кроме чистых белых одежд и новых сандалий. Рядом с ним семенила девочка лет пяти-шести. Свою белую одежду малышка несла, прижав к груди. Один рукав свисал до земли и волочился по тропе, прочерчивая в пыли извилистый след.

— Луна поднимается, — заметил высокий жрец, глядя мимо зиккурата на светлеющий горизонт. Он погладил девочку по голове и обратился к ней:

— Прекрасная ночь сегодня.

— Мы скоро будем ужинать? — спросила девочка.

— Как только придем, радость моя. Мы уже почти на месте. Видишь?

— Вижу, вижу.

— Вот и хорошо. — Жрец покосился на волочащийся по дороге рукав, но промолчал. Какая разница… — Нам подадут жареного поросенка и ячменный хлеб. А тебе еще и медовую карамельку. Ты ведь любишь сладкое, как и все девочки.

Малышка улыбнулась.

— И Калла там будет?

Высокий кивнул.

— Ты помнишь, что надо сказать богине? Мама научила тебя?

— Я скажу… Я скажу: «Меня прислали верные Ура, потому что мы верим в доброту богини и живем под ее защитою. Я люблю родителей, жрецов и верных богине. Пусть злые вечно страдают в руках Создателя».

Жрец снова погладил ее по голове.

— Ты заслужила еще одну карамельку. Не забудь слова.

Девочка хихикнула.

— Пришли, — проворчал молодой жрец. — Пусть открывают.

Зиккурат Каллы отличался от остальных храмов Шинара. Вместо ведущей вверх лестницы вдоль фасада или перпендикулярно ему, в центре его помещалась большая двустворчатая дверь. Над дверью, на уступе первого яруса возвышались две громадные статуи богини с горящими факелами в руках.