Черные реки сердца

По дороге она без конца нарушала правила уличного движения. Рой не одобрял этого, но воздерживался от критики.

Она жила в маленьком двухэтажном доме в недавно застроенном квартале. Дома здесь были почти одинаковые.

Рой, ожидавший чего-то романтичного, был разочарован. Он напомнил себе, что Ева хоть и сногсшибательна, но всего лишь, к сожалению, не слишком высокооплачиваемая служащая.

Сидя в «Хонде» в ожидании, когда полностью поднимется автоматическая дверь гаража, он спросил:

— Как может такая женщина, как ты, торчать в этом агентстве?

— Я хотела получить работу, и мой отец постарался, чтобы я ее получила, — сказала она, заводя машину в гараж.

— А кто твой отец?

— Мерзкий сукин сын, — ответила она. — Я ненавижу его. Пожалуйста, Рой, не вникай в это. Не порть настроение.

Чего он меньше всего желал, так это испортить ей настроение.

Выйдя из машины и роясь в своей сумочке в поисках ключа, Ева вдруг стала нервной и неловкой. Она повернулась и придвинулась к нему:

— О Господи, я никак не могу перестать думать о том, как ты сделал их, как ты просто подошел и сделал их. Было столько силы в том, как ты это сделал. — Она прямо кипела от желания. Он мог чувствовать, как исходящий от нее жар вытеснял из гаража февральский холод. — Ты должен научить меня многому, — сказала она.

Наступил поворотный момент в их отношениях. Рой должен был объяснить еще одну вещь относительно себя. Ему не хотелось выкладывать все из-за боязни, что она не поймет еще одну его причуду так же легко, как впитала и приняла то, что он говорил ей о силе сострадания. Но он больше не мог оттягивать.

Когда Ева снова углубилась в свою сумочку и наконец извлекла из нее связку ключей, Рой сказал:

— Я хочу видеть тебя раздетой.

— Да, дорогой, да, — ответила она, и ключи зазвенели в ее пальцах, перебиравших их в поисках нужного.

— Я хочу видеть тебя абсолютно голой.

— Абсолютно, да, все, что ты хочешь.

— Я хочу узнать, вся ли ты так же совершенна, как твое лицо и руки.

— Ты такой замечательный, — проговорила она, торопливо вставляя ключ в замочную скважину.

— От подошв твоих ног до изгиба твоего позвоночника, до мочек твоих ушей, до пор кожи на твоей голове я хочу увидеть каждый дюйм твоего тела, чтобы не осталось ничего скрытого, ничего.

Войдя в дом, она зажгла свет в кухне и проговорила:

— О, ты так много хочешь, потому что ты такой сильный. Каждую щелочку, дорогой, каждый дюйм, каждую складочку.

Она бросила ключи и сумочку на кухонный стол и начала снимать пальто, он тут же запустил под него свои руки и сказал:

— Но это не означает, что я хочу раздеться… или что-то еще. — Это остановило ее, она моргнула. Он сказал: — Я хочу видеть. И касаться тебя, но не более. Когда что-то выглядит так совершенно, то хочется только касаться, почувствовать, такая же эта кожа гладкая и шелковистая, какой кажется, попробовать ее упругость, ощутить, так же эластичны эти мышцы, как выглядят. Ты не должна меня трогать вообще. — Тут он заспешил, опасаясь, что потеряет ее. — Я хочу заняться с тобой любовью, любить самые прекрасные части твоего тела, страстно наслаждаться тобой — моими глазами, легкими быстрыми прикосновениями, возможно, но ничего более. Я не хочу отравлять этого, делая то, что… другие люди делают. Не хочу унизить это. Не нуждаюсь в подобных вещах.

Она пристально смотрела на него так долго, что он собрался спасаться бегством.

Неожиданно Ева пронзительно взвизгнула, и Рой отступил назад. Оскорбленная и униженная, она могла накинуться на него, расцарапать лицо, выцарапать глаза.

Но тут, к своему изумлению, он увидел, что она хохочет, но беззлобно и без насмешки. Она смеялась от чистого удовольствия. Она согнулась и пронзительно визжала, словно школьница, и ее невероятные зеленые глаза сияли от восторга.

— Господи, — сказала она, вся трепеща, — ты даже лучше, чем кажешься, даже лучше, чем я думала, лучше, чем я могла надеяться. Ты совершенство, Рой, ты совершенство, совершенство.

Он неуверенно улыбнулся, еще не полностью освободившись от подозрения, что она собирается вцепиться в него.

Ева схватила его за руку и потащила через кухню, через столовую, на ходу включая везде свет и говоря:

— Мне хочется… если ты хочешь этого. Я не желаю ничего другого, этого лапанья и хватания, этого потения, мне отвратительно чувствовать на себе пот другого человека, противно это скольжение и прилипание к другому потному телу, я не выношу всего этого, меня просто тошнит.

— Флюиды, — произнес он с отвращением. — Что может быть сексуального во флюидах другого человека, в обмене флюидами?

Увлекая его за собой по коридору со все возрастающим возбуждением, Ева сказала:

— Флюиды, Господи, разве от этого не хочется умереть, просто умереть, со всеми этими флюидами, которые обязательно появляются в таком количестве, что просто становится мокро. Все они хотят лизать и сосать мои груди, вся эта слюна, это так омерзительно, и засовывают свой язык мне в рот…