Черные реки сердца

— Я делаю что могу, — сказал он, — чтобы превратить мир в идеальный. Я соскребаю с него некоторые несовершенные элементы и шлифую его дюйм за дюймом. О нет, я не думаю, что могу изменить этот мир. Нет, в одиночку ни я, ни даже тысячи и сотни тысяч таких, как я, этого не сделают. Но я зажигаю маленькую свечу везде, где только могу, одну маленькую свечу за другой и отодвигаю одну тень за другой.

Они уже были в восточной части города, почти на окраине, въезжали в высоко расположенный и менее населенный район, чем те, которые они проехали раньше. На перекрестке Ева вдруг сделала подковообразный разворот и направилась обратно к морю огней, из которого они только что выбрались.

— Ты можешь сказать, что я мечтатель, — допустил рой, — но я не один такой. Я думаю, Ева, что ты тоже мечтательница в своем роде. Если ты согласна, что ты мечтательница… может быть, если все мы, мечтатели, признаем это и объединимся, то мир в какой-то день начнет существовать как одно целое.

Ее молчание было теперь глубоким.

Он осмелился взглянуть на нее: она казалась опустошенной. Его сердце забилось тяжелее и медленнее и словно опустилось под грузом ее красоты.

Когда наконец она заговорила, ее голос дрожал:

— Ты ничего не взял у них.

Не страх заставлял ее голос дрожать, когда слова текли из ее красивого горла и сочного рта, — но скорее огромное возбуждение. А ее прерывающийся голос, в свою очередь, возбуждал Роя.

— Нет, ничего, — сказал он.

— Даже деньги из ее сумочки и его бумажника.

— Конечно, нет. Я не тот, кто отбирает. Я тот, кто дает.

— Я никогда не видела… — Казалось, она не могла подобрать слова для того, чтобы описать, что он сделал.

— Да, я знаю, — сказал он, наслаждаясь ее смятением.

— …никогда не видела такую…

— Да.

— …никогда такую…

— Я знаю, дорогая. Я знаю.

— …такую силу, — сказала она.

Это было не то слово, которое, как он думал, она искала. Но она произнесла его с такой страстью, наполнила такой эротической энергией, что он не ощутил разочарования, хотя она еще не постигла полного значения того, что он сделал.

— Они просто направлялись поужинать, — сказала Ева возбужденно. Она вела машину безрассудно быстро. — Просто отправились поужинать, обычный вечер, ничего особенного, и — ба-бах! — ты обрушиваешься на них! О Господи, ты приканчиваешь их, и не для того, чтобы отнять что-нибудь; и даже не потому, что они где-то перебежали тебе дорожку или еще что-нибудь в этом роде. А просто для меня. Просто для меня, чтобы показать мне, кто ты есть на самом деле.

— Что ж, да, для тебя, — сказал он. — Но не только для тебя, Ева. Ты не понимаешь? Я устранил две несовершенно созданных жизни и тем чуть-чуть приблизил мир к совершенству. В то же самое время я избавил двух несчастных людей от бремени их жестокой жизни, в которой не могли сбыться их надежды. Я что-то дал этому миру и что-то этим бедным людям, тут никто ничего не потерял.

— Ты как ветер, — молвила она, едва дыша, — ты как фантастический штормовой ветер, ураган, торнадо, и нет метеоролога, который мог бы предостеречь о твоем приближении. Ты обладаешь силой шторма, мощью природы — выметающей в никуда, без причины! Черт!

Огорченный, что она не уловила сути, Рой сказал:

— Подожди, подожди минутку, Ева, выслушай меня.

Но она была настолько возбуждена, что не могла дальше вести машину. Она свернула к кромке тротуара и надавила на тормоза с такой силой, что Рой неминуемо врезался бы головой в ветровое стекло, если бы не был пристегнут ремнями.

Рванув ключ зажигания с такой силой, что чуть не сломала его, Ева повернулась к Рою:

— Ты землетрясение, настоящее землетрясение. Люди могут прогуливаться беззаботно, солнышко сияет, птички поют — а потом земля разверзается и просто поглощает их.

Она засмеялась восторженно. Это был девчоночий, заливистый, мелодичный смех, настолько заразительный, что Рой с трудом удержался, чтобы не расхохотаться вместе с ней.

Он взял ее ладони в свои. У нее были красивые руки, с длинными пальцами, исключительной формы, похожие на руки Джиневры, и их прикосновение дарило больше, чем заслуживал любой мужчина.

— Послушай, Ева. Ты должна понять. Это чрезвычайно важно, чтобы ты поняла.

Она сразу стала серьезной, почувствовав, что они достигли самой решающей точки в их отношениях. Когда она становилась такой, почти мрачной, то была даже более прекрасной, чем когда смеялась.

Он сказал:

— Ты права. Это великая сила. Самая великая из всех, вот почему ты должна иметь полное представление о ней.

Хотя свет в кабине исходил лишь от приборной панели, Евины зеленые глаза сверкали, словно отражали лучи летнего солнца. Это были превосходные глаза, такие же безупречные и неотразимые, как глаза той женщины, за которой он охотился весь последний год, чью фотографию носил в своем бумажнике.

Левая бровь Евы была также совершенной. Но какая-то легкая неправильность присутствовала в дуге над правым глазом. Эта бровь, к сожалению, чуть выступала, нарушая симметрию с совершенной левой.