Черные розы

Вчера мне приснился еще один сон про него. Странно, что после того, как я увидела в толпе то лицо – лицо, из-за которого я должна была бы каждую ночь сражаться во сне с демонами, – у меня было больше хороших ночей, чем плохих. Больше снов, чем кошмаров. Больше надежды, чем отчаяния. Но я знаю, что мои сны – это всего лишь мечты о том, чего никогда не произойдет. У меня никогда не сможет быть настоящих отношений с мужчиной. Я никогда не смогу быть с кем-то, чтобы мое мерзкое прошлое не уничтожило малейшую надежду на светлое будущее. Моя судьба уже решена. Она окутана тьмой, которую мне никогда не преодолеть.

Я кладу руку на пустую подушку рядом с собой и впервые в жизни оплакиваю каждое нереализованное желание и каждую неоправдавшуюся надежду. Я погружаюсь в глубины своей души, разглядываю каждый их уголок, чтобы узнать, осталась ли хоть какая-то часть меня – хотя бы крошечный кусочек, который я могла бы ему отдать.

Я дотрагиваюсь до своих губ. Я вспоминаю, какой огонь он разжег в моем теле и какой трепет пробежал по моей спине, когда Мейсон прикоснулся к моим губам. При воспоминании об этом мои пальцы спускаются в трусики – я довольно редко так делала в прошлые годы – и всегда только для того, чтобы избавиться от напряжения. Никогда еще я не ласкала себя, думая при этом о мужчине. Никогда еще мои пальцы не кружили по клитору, пока я представляла себе другого человека. Никогда еще мои фантазии не были такими бурными, чтобы я стонала при одной только мысли о нем.

Мои бедра начинают непроизвольно двигаться, я становлюсь влажной, и мои пальцы мягко скользят по твердому бугорку. Я вспоминаю ту ночь, когда он меня охранял – обнимал, пока я не заснула. Я представляю, как он отводит в сторону мои волосы и проводит пальцами по татуировке, а потом прикасается к ней губами. Я представляю себе, как его губы и руки исследуют мое тело – мягко, нежно и медленно, как не делали ничьи другие руки. Я ввожу в себя палец, представляя, что это делает он. Кажется, вместе с хриплым стоном с моих губ слетает его имя, когда мои бедра напрягаются, живот сжимается, и я обрушиваюсь в такой ошеломительный оргазм, какого никогда прежде не испытывала.

Потом, не давая себе времени на раздумья, я беру в руки телефон.

Я: Ты о чем-то хотел меня вчера спросить?

Он отвечает тут же, и я расплываюсь в широчайшей улыбке – это так неожиданно, что лицо начинает болеть.

Мейсон: Да. Я просто был не уверен, что ты готова к этому вопросу.

Я: Сегодня новый день.

Мейсон: Тогда ладно. Сходим куда-нибудь в субботу?

Я: Да.

Я бросаю телефон и иду в ванную.

* * *

Выйдя из душа, я слышу внизу какую-то суматоху. Я напяливаю на себя футболку, штаны для йоги и иду посмотреть, что там происходит. Не успеваю я спуститься с последней ступеньки, как в воздухе раздаются визги и смех. В гостиной Гриффин катает на спине Хейли.

Мое сердце громыхает. Если здесь Хейли, значит, и Мейсон тоже.

Мне требуется ровно две секунды, чтобы провести ревизию своей внешности. Волосы – мокрые. Одежда – безвкусная. Макияж – отсутствует. Я разворачиваюсь на босых ногах и уже собираюсь бешено рвануть наверх, прежде чем успеваю вспомнить, что он уже видел меня в самом неприглядном виде. Он видел меня в спортзале. Он видел, как я сломалась на глазах у тысяч людей, – взмокшая и разбитая. Он был свидетелем того, как я напилась. Тогда почему в эту самую секунду мне важно, что он увидит меня в таком виде?

– Привет, Принцесса!

Ненавижу это прозвище. Я хочу подойти к нему и засунуть ему эти слова обратно в горло. Но каким-то образом из его уст это звучит скорее как проявление нежности, а не как издевка. Я вдруг осознаю, что он произносит это таким же тоном, каким обращается к дочери.

Но я все равно возражаю – просто из принципа:

– Кажется, мы договорились, что ты больше не будешь так меня называть.

– Как скажешь. Привет, милая, – подмигивает он мне.

Я закатываю глаза. Я делаю это, несмотря на то что мне безумо нравится, как звучит это слово из его уст. Я вспоминаю, как он впервые так меня назвал. Когда я напилась и мне приснился кошмар в его объятиях. И потом еще раз – в гостинице, когда он меня успокаивал. Я помню каждый раз с неоспоримой ясностью. Он произносит это не надменно – как большинство мужчин и некоторые женщины. Он произносит это искренне. Уверенно. Без сомнений.

Когда я вспоминаю о своей совсем недавней фантазии, мое лицо и грудь заливает краска. О боже! Он был здесь?! Когда я кончала при мысли о нем, он был здесь, в этом самом доме, этажом ниже?