Черные розы(СИ)

Джон-Иван вырвал зубами клок из рыбьей спины и стал с упоением жевать. Гунди снисходительно улыбнулся. Сам он ни за чтобы не согласился проглотить подобную дрянь. У рыбины был опасно вздувшийся живот, а из задницы текла густая жидкость наподобие гноя.

Но Джон-Иван был молод. Как и его желудок с кишечником, который переваривали любое дерьмо. Один раз на глазах Тапиньша он проглотил кусок мяса, кишащий личинками мух, а однажды выпил десяток тухлых яиц.

В отличие от Тапиньша Джон-Иван не был бомжом. Он жил за узорчатым забором в трехэтажном доме своего отца-банкира и мог позволить себе кушать только эко-продукты, выращенные европейскими фермера-чистюлями.

Когда он впервые нарисовался возле баков Гунди в обтягивающих хирургических перчатках, то предугадывая гнев хозяина помойки, сказал:

? Хай, мужик-мэн, я тебе не конкурент! Я только изредка стану брать из твоих контейнеров небольшие "ништяки".

Да, свои находки Джон-Иван неизменно называл именно так.

Ништяки.

В тот первый день он уплел совершенно протухшую колбасу и целый мешок сырых картофельных очисток, будто это были чипсы.

? Зачем тебе это надо? ? удивился Гунди, рассматривая его дорогую одежду.

? Этим я выражаю свой социальный протест, мэн. Я фриган. Это как хиппи шестидесятых. Только круче. Фриганы вообще против акта покупки и продажи пищи.

После этих слов Гундарс сильно зауважал Джона-Ивана. Ему импонировала политическая платформа молодого студента.

Изредка к Джону-Ивану приезжали другие фриганы их Москвы, и они непременно наедались на помойке Тапиньша до отвала. Спирт, как и Гунди они не пили, потому что заботились о здоровье.

Джон-Иван приходил за "ништяками" почти каждый день. И за год их знакомства они так и не исчерпали интересных разговорных тем, обсуждением которых занимались прямо возле баков или лежа под любимым сиреневым кустом Гунди.

? Когда-нибудь, мэн Гунди, мы отобьем у Головастика помойку возле Мак-дональдса и заживем уже са-о-ао-всем по-другому, ? ставил планы Джон-Иван. ? Или, хочешь, поедем куда-нибудь во Владивосток. Там полно рыбы!

Джон-Иван обожал рыбу, а Гунди ее ненавидел всем сердцем. Но это не мешало мирному сосуществованию их философского тандема.

Однажды фриган принес Тапиньшу длинную джинсовую курточку.

? Какая хорошая курточка, мэн, ? сказал Тапиньш. ? Это очень дорогой подарок, Джон-Иван!

? Нет это не подарок. Хотя если тебе надо, я принесу завтра десять таких.

? И зачем ты ее принес?

? Я хочу, чтобы ты поносил ее. Чтобы она стала по-настоящему свободной. Ну грязной!

С этим проблем не было.

За неделю Тапиньш так истаскал обновку, что Джон-Иван едва узнал ее. Принимая обратно, фриган прижал курточку к лицу, глубоко и с благодарностью вдыхая ее аромат. А лоснилась и пахла она на славу. Костром Бедлама ? бомжовской ночлежки на заброшенной стройке, гнилыми кислыми яблоками, которые Гунди перебирал на задворках овощебазы, и даже мочой старого бомжа Архимеда, который сослепу напрудил Гунди на спину у бедламовского костра.

? Она прекрасна, мэн Гунди.

? Я рад, что тебе понравилось.

Когда в небе над Калугой появилось странное и ужасное черное кольцо, Гундарс подумал, что Джон-Иван больше не появится.

Но он появился, и очень озабоченный. И Гунди стразу стал задавать ему вопросы.

Фриган к сожалению, не знал, что происходит. Но у него был с собой переносной телевизор, который он называл "Айпод", и лежа под сиреневым кустом, поедая кисловатые макароны из бака, они долго читали и смотрели на тему пришельцев.

? Аль-джеллиды, ? сказал Джон-Иван. ? Их так зовут, пришельцев.

? Аль-джеллиды, ? повторил, хмурясь Тапиньш. Лицо его, обычно благодушное, стало суровым.

***

Аль-джеллиды.

Аль-джеллиды-аль-джеллиды-аль-джеллиды.

В далеко не здоровом мозгу бывшего прапорщика Гундарса Тапиньша оно вторило и смешивалось с другим похожим словом ? моджахеды.

Моджахедов бывший прапорщик помнил хорошо. Впрочем, куда чаще ? почти всегда ? он называл их душманами. Это слово лучше остальных отражало их суть. Потому что в переводе с фарси означало ВРАГ.

С душманами Тапиньш начал бороться в восемнадцать лет, когда советский транспортный самолет доставил его с сотней таких же рижских новобранцев в пыльный кабульский аэропорт Хваджа Роэш.

Его отправили техником в ракетный полк, и позже Гундарс остался там на сверхсрочную. Но не по причине ненависти к злым и потным душманом. Он остался, потому что ракеты начали с ним ГОВОРИТЬ.

Их гулкий металлический голос пугал и одновременно нравился Тапиньшу. Они шептали ему обо всем на свете, по большей части о пустяках. Но стоило постоять и послушать из щебет больше пяти минут, как все их разговоры сводились к жажде крови.