Черные руны

Внизу танцуют, а доступ на чердак, закрыт для всех, кроме Йоусабет, которой надоели танцы, она занимается здесь другим делом. В чужом городе она заразилась демократическими идеями, которые и проводит в жизнь повсюду, где собираются выпить, не обращая внимания на укоры матери. Совершенно очевидно, что дела у хозяйки идут все хуже, в особенности после того, как она потеряла контроль над дочерью; она стала молчаливой, как муж, да к тому же еще и озлобилась. Влияние ее теперь сильно поубавилось, хоть она и ходит по-прежнему в золотых очках.

Йоун сидит в сарае на чердаке, там, где мыши спокойно продолжают грызть мебель, которую хозяйка не захотела продавать по частям; с ним еще два парня и Йоусабет. Они пьют. Устав петь застольные песни, как и положено заправским пьяницам, парни просят Йоусабет рассказать им что-нибудь о городе Копенгагене.

— Ах, Копенгаген, — говорит девушка, — у меня был там один-единственный памятный миг, самый горестный и самый сладкий миг в моей жизни, а после этого — все туман… туман. Вы, должно быть, думаете, что в больших городах не бывает тумана, но там как раз ничего, кроме тумана, и нет, и каждый, кто по простоте душевной хочет найти нужную ему дорогу, непременно заблудится. Большинство спокойно сидит по своим углам, чего никак нельзя сказать обо мне. Когда у тебя отбирают любимого человека, то не усидишь спокойно — в крови появляется тревога… которая уже никогда не исчезнет.

Йоуну надоело слушать эти горестные излияния, и он затягивает песню:

О, в бутылке все мое блаженство…

Но остальные не поддерживают его, они по-прежнему питают почтение к дочери торговца, и к этому почтению примешивается еще и сознание, что в ее жизни произошла таинственная трагедия. Внизу, где танцуют, шумно, слышны звуки гармоники.

— Может быть, все пошло бы по-другому, если бы ты тогда утонул, Йоун.

Он не отвечает на эту болтовню, пьет, потом собирается уходить. В самом деле, куда веселее танцевать, чем сидеть и слушать слезливые излияния пьяной бабы, пусть даже это и сама дочь торговца, бывшая богиня на пьедестале. Может, это понравилось бы брату Ислейвуру, а ему надоело.

Она недовольна его уходом, пирушка-то ведь ее, быть может, этот моряк ее презирает?

— Не уходи, — говорит она, и в голосе ее слышится прежнее высокомерие.

— Спускайся вниз танцевать, — бросает он.

— Уж лучше я буду пить здесь с моими добрыми друзьями, чем вертеться там, как какая-нибудь сопливая девчонка, не знающая жизни.

— Жизнь внизу, — говорит он вызывающе, — а здесь, наверху, пахнет смертью.

Она вспыхивает:

— Убирайся вон и больше на глаза мне не показывайся, негодяй!

Усмехнувшись, он выходит.

Когда Йоун возвращается ночью домой, Ислейвур еще не спит.

— Что с тобой случилось? — пьяным голосом спрашивает Йоун. — Валяешься в постели, не спишь, вместо того чтобы сходить на танцы.

Ислейвур молчит.

— Скучный ты человек, — продолжает Йоун, укладывается, насвистывая последнюю мелодию с танцев, и наконец засыпает.

А Ислейвур глаз сомкнуть не может. Он никогда не ходит на вечеринки, поэтому для его фантазии есть полный простор. Но он молчит и никогда не упрекает брата, хотя тот и нарушает отцовские запреты. А молчание таит в себе опасность, нередко оно наносит больше вреда, чем брань или даже нарушение закона.

Отец толком не знает, чем занимаются его сыновья, и не верит, когда ему говорят, что сыновья общаются не только с ним и другими рыбаками. Он давно перестал слушать сплетни, решив, что это лишнее: ведь его сыновья — хорошо воспитанные мальчики. Сам он стремится только к одному — выбраться из долгов, прежде чем умрет. Ему невдомек, что это невозможно, пока торговец Вальдемар держит в руках все счета и определяет финансовое положение людей в соответствии со своей философией.

А время идет. Как долго длится один год? Всегда ли люди обращают на это внимание? Иногда они просто не замечают, как проходит несколько лет. Годы в поселке забываются быстро, ведь все они похожи друг на друга. Независимо от того, прогрессирует общество или стоит на месте.

Но вот совершается событие, которое становится поворотным пунктом в истории поселка и позже будет служить временной вехой.

Сезон складывался удачно, улов их был велик. Теперь они все трое плыли домой; дул сильный попутный ветер, и лодка, мастерски управляемая Кристбергуром, играла на волнах, как хорошая верховая лошадь, слушающаяся поводьев. Братья следили за парусами. Ислейвур сидел в середине лодки, Йоун — на носу и громко пел:

Ветер любви дует на нас, срывая накидку с любимой…

Но мысли Ислейвура — на берегу. Когда они последний раз были в поселке, он говорил с Йоусабет, она остановила его и сказала: «Тебя совсем не видно».

Неужели она мечтала встретиться с ним? А может быть, она флиртовала с Йоуном и другими парнями, только чтобы расшевелить его — своего избранника?

От растерянности он не мог выдавить из себя и двух слов, заметил лишь, что они все время в море, ловят рыбу.