Черные руны

И все же он помнит время, когда и в этой бедной, убогой хижине жило счастье, когда братьев было не разлить водой, они не расставались ни на минуту, играли друг с другом и никогда не ссорились. А еще он помнит сумеречные вечера, когда братья, уютно устроившись в постели, слушали сказки, которые им рассказывала мать. Какое это было чудесное время! Правда, иногда отец разрушал эти сладкие мгновения, грубо заявляя, что стыдно врать маленьким детям. Ислейвур вспоминает, как хорошо работалось ему с братом, между ними царило полное согласие, они играючи делали любую работу, даже самую тяжелую и неблагодарную, и получали от нее удовольствие. Но что же, что привело их совместную жизнь к такому ужасному концу? Ему не верилось, что причиной всему была Йоусабет. Кто он для нее и кем была она для Йоуна? Нет уж, Проще поверить в мрачную силу рока из сказок матери. Здесь было замешано что-то неподвластное человеку, непостижимое и сверхъестественное.

Из этих раздумий его выводит сильный удар в дверь. Непохоже, чтобы дверь просто хлопнула, как обычно в метель; скорее всего, в нее что-то бросили. Он вскакивает на ноги. Непреодолимый ужас охватывает его в темноте и холоде неуютного жилища, сотрясаемого ветром и занесенного вьюгой. Пересиливая страх, он открывает дверь. Снаружи никого не видно, только у порога лежит дохлая собака. G удивлением он разглядывает ее и вдруг понимает, что это сделано нарочно, чтобы еще больше унизить его, и страшная ярость овладевает им. Он хватает собаку за хвост и бежит к ближайшему дому, намереваясь швырнуть ее в окно. Но тотчас в испуге роняет собаку на землю: нет, это ему не по силам. Он вытирает со лба холодный пот и глухо стонет, затем спускается к берегу и швыряет собаку в море.

Еще долго он, не разбирая дороги, бродит по морозу, запорошенный снегом, весь в испарине; вконец продрогший и усталый, он, добравшись домой, зажигает свет и греет себе кофе.

Всю ночь он не смыкает глаз.

5

После этого случая он много дней не выходит из дому не разжигает огня, в его окне не видно света. Люди интересуются им куда больше, чем он предполагает, и начинают беспокоиться, не зная, что с ним произошло. Однако не спешат проведать его, узнать, не захворал ли он, а может, умер, — зачем без нужды опережать события?

Так вот. Девушка, которая фактически уже очень давно оказалась вне этого удивительного людского сообщества, решает разделить судьбу Ислейвура. На глазах у всех Йоусабет направляется в его дом и без приглашения входит в комнату:

— Зашла вот тебя проведать.

Ислейвур вскакивает с постели, удивленный и недоверчивый.

— Никого не касается, что со мной, — отвечает он, упрямо насупившись.

— Совершенно верно, — говорит девушка. — Я тоже не терплю, когда ко мне лезут с участием. Мне тоже надоело выслушивать одни и те же сплетни, потому я и пришла. Кстати, я захватила кое-что поесть и выпить, так что всякий там сброд может нам даже позавидовать да вдобавок и соврать про нас что-нибудь.

— Тебе-то сплетни не вредят, ведь ты благородная, у тебя богатые родители, другое дело я — убийца.

— Да, — говорит девушка, — всякое убийство отвратительно, в какой бы форме оно ни совершалось; однако убивали всегда, и некоторые даже гордятся тем, что убили.

Он не понимает, зачем девушка пришла сюда — разве что оскорбить его еще сильнее, чем до сих пор удавалось другим.

— Но что такое убийство по сравнению с любовью?

— Любовью? — спрашивает он, чуть не задохнувшись.

— Да, ведь любви нет дела до убийства, до репутации, она живет сама по себе.

И, сжав ладонями щеки Ислейвура, она притягивает его к себе и целует прямо в губы. Потом начинает прибирать в комнате, правда не слишком тщательно — она не очень-то похожа на домохозяйку, — однако вскоре стол чист и возле него стоят два стула.

— Разведи огонь в очаге, — приказывает она, выкладывая еду из своей корзинки, за едой следует бутылка вина.

Он машинально делает все, что ему говорят, но потом вдруг приходит в себя и, схватив ее за руки, кричит:

— Забирай все это и уходи. Я все равно ни к чему не притронусь!

Но простодушный деревенский увалень, конечно же, не помеха девушке, которая в Копенгагене зналась с крайне опасными людьми. Она легонько бьет его по щеке:

— Лучше не мешай мне. — Потом велит ему сесть и откупорить бутылку. — Стаканы у тебя есть?

— Нет, — отвечает он, — и вообще я не пью спиртного.

— А тебя никто и не просит, — вспыхивает Йоусабет. — Впрочем, вино пьют и из чашек, — добавляет она, — что же делать, раз нет стаканов.

Ее поведение все еще кажется Ислейвуру подозрительным и опасным, тем не менее он с легким сердцем подчиняется и выполняет ее желания, особенно после того, как отведал ее снеди, — не еда, а сущее лакомство, ведь он страшно изголодался. И вино из чашек пьется легко, оно сладкое, как мед, и хорошо согревает.

Сидя за столом, он старается ничем не выдать свое восхищение гостьей, радость, вызванную ее приходом, и удовольствие от еды. В этот вечер в хижине царило тихое счастье, прежде ему неведомое.